Стихи и зарисовки записного ирландца рыжего оттенка

[Irishfox]

В ожидании литературного конкурса и потому, что хочется


***
Жене

Теплой осенью, легким днем
Мы с тобой не спеша идем.
Ивы, сосны, орешник, вяз –
Так и сложится наш рассказ.

Солнце мягкое, теплый мох,
Ты застала меня врасплох,
Прикоснулась едва-едва,
И уже не нужны слова.

Вот так ветер – вздохнул и стих,
Длится пауза, робок стих.
На осенней траве вдвоем
Эту паузу будто пьем.

Губы, волосы, взгляд, плечо.
Горячо щеке, горячо.
Отвожу лист ольхи рукой.
Паутинка летит за мной.

Стрекоза на ольхе сидит,
Изменяется, говорит:
«В самой чаще светлеет взор,
Оглянитесь – как чист узор».

Приближаюсь к твоим зрачкам,
Счастье меряю по толчкам
Сердца в легкой истоме дня.
Лес затих, тишиной звеня.

День прозрачен, орешник чист,
Долго кружится теплый лист.
Кто-то яблоки разбросал.
Никому о том не сказал.

Молча яблоки подберем,
В город замерший мы войдем.
Засмолились мои слова.
Ветка яблони зацвела.

***

Река похожа на причал,
А берег – словно лодка.
С песком я ноги обвенчал,
Легка моя походка.

Я бренен. Брень моя легка.
Нежны мои порывы.
Смеюсь над бранью рыбака,
Что разбивает глыбы.

Он разбивает глыбы рыб,
Выискивает желчный.
А я - в поту цветущих лип,
И узелок мой - млечный.

Слова – стрекозы, детство – речь,
Скрипи, родное дышло!
Меня сумело подстеречь,
И прямо в радость вышло.

***

В тихом омуте декабря
Обещала себе заря
Будто станет сжигать облака
На людей смотреть свысока,
И внушать загулявшим страх,
Дескать, всё вы в моих руках.

Разгулялась по декабрю,
Как кистень по богатырю.
Год за годом в урочный час.
Смысл зари настигает нас
И пускает на самотёк
Наш безоблачный уголёк.

***

Я молчал с человеком, у которого на голове жил олень.
Он выщипал все волосы человека, предполагая, что это трава.
Отражается на голове безволосой звезда
Теперь.
Звезда одиночества.
Молчания нашего обоюдного звезда, перемен, пересмешек,
Насмешек, вызовов джинов из пустых кувшинов, бутылок.
Эй, вылезай, джин, я жду. В стакан плесни денег, славу, звезду,
Звезду одиночества.
Нет.
Не дам я тебе, что ты просишь.
А дам я оленя прогулочного не для славы,
Для беседы с травой на твоей голове.
Пусть бродит по звёздной коже,
Ищет траву, полагая, что ради насмешки
Звезды одиночества.
Много нас густоволосых, румяных, кромешных,
Верящих в избранность, в стоимость, в пропасть и милость.
Оленей отвадивших, джинов спровадивших,
Чтобы
Не вышла звезда покаяния в свет неподсудный.

***

Тихий дворик робкий дворник сам коленопреклоненный
ищет ижицу простую над поникшей головой
там мелькают овцы звезды там ступени и ракеты
проползают тени ведьмы горькой ветреной порой

там какой-то удивленный не гордец и не развратник
беспокоен безмятежен строит дом не на века
три старухи ткут проруху затыкают ватой стены
и щебечут и хохочут забавляются пока

а потом они умолкнут до рассвета от заката
будет дождь и ливень грянет сонный вылупится стриж
дворник тихо подивится и ладонь к нему протянет
улыбнется встрепенется разгадай его поди ж

клюнет пальцы где же сальце что ты голову повесил
ну-ка встань покуда дворник дворик насмеши с утра
ведь от аза до созвездий путь немалый в самом деле
твою ижицу простую растащила детвора

вот встает таращит очи между делом пьет и ходит
колобродит нищих водит забавляет богачей
от соблазна до рассвета от раскаянья до света
машет машет машет машет не сводя своих плечей

а потом пьет чай с галетой и колдует над газетой
спать ложится не томится и стрижа давно забыл
ну а тот себе струится над звездчатой черепицей
спи себе покуда дворник я давно тебя простил

***

Волхв

Бредёт весь день, тоскует ночь и вновь влачится,
Ему и день как сон, и ночь как небылица,
За ним два ворона летят, вещают грозно
Что не вернется он назад, что слишком поздно.

За ни два ангела летят, их крыл бесплотных
Он слышит шум, но принимает их за животных —
За саранчу, за круглобоких сурков, что споро
Жуют зерно, а то ныряют в кривые норы.

Он не волшебник, просто волхв, он предсказатель,
Ему и жизнь давно не впрок. Всем места хватит
На этой грешной, а ему одна могила,
Так думал он еще вчера. И вдруг – схватило

Его за сердце, едва поднялся, из дома вышел,
И кто-то просит, взгляни быстрее, да не на крышу, —
Туда, где месяц гуляет вольно, где больно глазу
От тысяч звезд. И вдруг — ОДНА — мгновенно, сразу

Его пронзила своим лучом, и слезы — градом,
И простоял он до утра под виноградом,
Рыдал, как в детстве, и тосковала душа живая.
Теперь он в силах идти к пещере, в себя вбирая

Всю соль земли и сахар неба, плоды и корни,
Всех птиц и гадов, хвальбу вельмож и ругань дворни,
Всех, кто родится, кто умрет, и вновь воскреснет,
Теперь мы вместе, мой Малыш. Навеки вместе.

***

[marymal]

Верлибр. А вот что ты скажешь по поводу мнения о нем Бродского:

«Искусство, в сущности, есть действие в пределах определенных законов, и вы обязаны подчиняться условиям этого контракта. Прежде всего вы пишете поэзию, чтобы влиять на умы, влиять на сердца, трогать сердца, трогать людей. Для этого вы должны создавать нечто такое, что выглядит как неизбежность и поддается запоминанию, а потому останется в умах читателей. Вы должны облечь это в такую форму, чтобы читателю некуда было от этого деться, и тогда то, что вы сказали, получит шанс проникнуть в подсознательное и запомниться. Метр и рифма, в сущности, являются мнемоническими приемами. Не говоря уже о предупреждении Эзры Паунда, сделанном, думаю, между 1911 и 1915 годами, о том, что наблюдается переизбыток свободного стиха. А ведь было это в десятых годах нашего века»

[Irishfox]

Сообщение от marymal

Верлибр. А вот что ты скажешь по поводу мнения о нем Бродского:

Я с ним согласен. Но с собой у меня согласие полнее