Литературный конкурс малой прозы «Дуэль». Январь-февраль 2022. [официальная тема]

[Moderator]

№27 (порядковый номер работы)
Мечтая о мести

Прошло почти три сотни лет с окончания эпохи Юстиниановских войн. Империя с тех пор пережила множество бед.
Но сейчас она находилась на пике своего могущества...
В базилевсову палату спешно вошёл мужчина, облачённый в кожные доспехи пурпурного цвета.
- Господин! - Он сказал это громко, но уважительно, опустившись на правое колено.
Какое-то время в покоях звучала только тишина. Базилевс тихо сидел за письменным столом.
Перед ним раскрывалось широкое окно с восхитительным видом на город. Царь рассматривал документы, делая это максимально дотошно.

"Хосров IV, царь царей, обращается к вам, великому базилевсу и старшему брату, за немедленной поддержкой в войне..."

"Мой базилевс, Паннония снова страдает от набегов славян..."

Мужчина стоял в ожидании ответа своего господина. По его лбу стекал тяжёлый пот. На секунду базилевс кинул косой взгляд в его сторону.
Похоже, его отвлекло шумное дыхание гостя.
- Говори. – Голос царя звучал твёрдо, вдобавок с лёгким хрипом. Целый день он провёл в своих покоях, не проронив ни слова.

- Да, мой господин. В Испании…
Царь продолжил читать документы, мимоходом слушая доклад своего слуги.

"Могучий цезарь, с превеликим уважением прошу прислать в долину По провизию, в провинции наступил голод..."

"Ваше величество, мой король, умоляю, направьте в Галлию вспомогательный легион..."

- … была жестоко убита. – После этих слов василевс замер, будто в мгновение умер и окоченел от услышанного. Его зрачки максимально расширились,
в горле образовался ком, проступил холодный пот, а шрамы, полученные в недавней войне, побагровели.
Слуга заметил замешательство своего господина.
- Царь…

Молчание продлилось ещё около минуты. Базилевс проглотил свой шок и вроде бы спокойно заговорил.

- Сейчас повтори мне всё с самого начала.
«Мне нужно это обдумать».

- В Испании легат Луций Катон, чёрт бы его побрал, воспользовался народным волнением и сверг вашего ставленника, Михаила, проконсула Карфагеники.
Его юную жену, вашу сестру, схватили приближённые Луция Катона. Как докладывают зеваки, эти скоты дважды её изнасиловали, после чего жестоко убили.

- Чёрт…! – Царь вскочил, раскраснелся: его переполнила неистовая злоба. Истошный крик раздался по всей комнате, а затем непрерывным словесным потоком полетели эмоции. – Чёрт! Каэнум! Фэл! Ублюдок! – Он бил и бил по столу мощными кулаками, оставляя заметные вмятины. – Сволочи! Животные! – Слюни летели во все стороны. – Убить! Убить этих тварей! Да я! Я убью их, убью их всех! – Он замолк, когда стол под его ударами раскололся надвое.
Базилевс размышлял, размышлял минуту, две, три, сжав свои побитые кулаки и злобно поглядывая в окно.
Когда он снова вообразил случившуюся картину, стал скрежетать зубами. Пускай эмоции захватили его сердце. Но его разум уже решил, как поступить.

- Александр, встань с колена. Сейчас я попрошу тебя выполнить мои указания и передать указания остальным. Если угодно, можешь записывать.
Начальник императорской гвардии достал пустой свёрток бумаги из своего сапога.

- Подать мне мои доспехи, те, в которых я был при последней кампании на норманнских варваров. Сообщи легатам Теодориху и Корнелию о немедленной мобилизации солдат.
Направь послание в Милан: пусть легионы Фотия и Алариха также мобилизуются. И передай на верфи, чтобы к завтрашнему утру корабли были на изготовке.

– Тут он замолк, насупился и продолжил. – Чёртов ублюдок, Катон… его, этого выродка, всю его проклятую семейку я объявляю врагом народа.
А теперь… Исполнить немедленно! Понял?!

- Принято, мой царь!

- Оставь меня.

Как только Александр откланялся, царь свалился на стул от бессилия. Его взгляд медленно тускнел, наблюдая за уходящим Солнцем.
В следующие полчаса он вспоминал те замечательные дни, то далёкое время, когда отец-император восседал на троне, а малышка-сестра жила в соседней комнате.
Солнце зашло за горизонт. Наступила темень. Он беспричинно рассмеялся, а далее резко разрыдался, отчего прикрыл лицо ладонями, пытаясь спрятаться от боли.
Теряясь во мраке своих мыслей, он представил картину в худшем её виде.
Его младшая сестрёнка, попав в смертельную опасность, вырывалась из лап чудовищ и кричала изо всех сил, пытаясь позвать старшего братика на помощь. Но братик её не услышал и не пришёл на подмогу. Теперь она лежала там, на испанской земле, вдали от родного дома, будучи изнасилованной и убитой.
Эти мысли, как ни странно, могли бы сожрать этого жалкого двадцатилетнего мальчишку, только-только усевшегося на трон. Но тот уже был тридцатилетним мужчиной. Он потерял до того отца, мать и четырёх братьев. С огнём и мечом он подавил немереное количество восстаний, прошёл три военных кампании, командуя на передовой. В десятках сражений он ни раз приближался к смерти, но выживал. За десять лет Ираклий преобразился из неуверенного в себе юнца в могущественного императора всего Средиземного моря.

Царь взял себя в руки, ему было не в первой. Он перестал рыдать, открыл глаза и уставился на Луну. «Она столь холодна, как и ты». – Это прозвучало в его голове и раздалось неприятным эхом.
В конце своих размышлений Ираклий вспомнил их семейную ссору, из-за которой они не общались несколько месяцев. – «Я не мог тогда и помыслить, что те слова, которыми я тебя проклинал, окажутся последними. Мне так хочется сказать: прости, сестрёнка». – Он продолжил мысль. – «Ты оставалась моим единственным близким человеком в течение этих лет. И всё-таки я потерял тебя. Сейчас ощущение такое, будто потерял и себя».
Базилевс стёр слёзы со своего лица. Он обратил взор сначала на ночной Константинополь, восхищающий своей красотой. А затем посмотрел на берег и даль, за которой лежала Испания, а там…

«Катон, чёртов бастард, я поймаю тебя, сниму кожу и сожгу живьём, будь уверен».
…
«Уверен, Ираклий, ты зол, как никогда. Вот-вот ты придёшь ко мне со всей своей сворой верных псов, а я встречу и казню тебя, как ты когда-то казнил моего отца».
На крепостной стене Нового Карфагена гордо стоял Луций Катон. Его трудно было назвать молодым, хотя он был младше императора на пять лет.
За эти годы жизнь его была наполнена большими потрясениями. Его отец, проконсул Британии, «возвысился» до неприличных высот, провозгласив себя императором. Это был дерзкий поступок. А потому всего за год прямо на глазах у этого сопляка его наглый отец с императорского трона из дерьма и палок попал на виселицу. Тогда заканчивался второй год правления Ираклия.

- Леонхарт!
К Луцию подоспел его самый верный подчинённый.

- Да, Луций. – По его виду было ясно, что столь броское имя он пусть и получил при рождении, но заслужил в ожесточённых боях.

- Сколько легионов перешло на нашу сторону?

- Четыре, если считать и этот легион. Оставшиеся легионы прибудут из Галлии в ближайшие пять дней.

- И того в моём распоряжении 20 тысяч солдат.

- Этого будет мало для победы.

«Какой победы, Лео? Мне не нужна победа. Мне нужна месть».

Не так давно Леонхарт обещал своему командиру пойти за ним на смерть, если это потребуется. Но одно дело погибнуть в сражении с варварами, другое – в сражении с самим императором. Это позорная война под мятежным флагом врага народа. У воина закрадывались сомнения.
«Но как же мне осточертела эта жизнь». – Леонхарт успел жениться и зачать ребёнка до того, как его забрали в армию. Восемь лет он воевал то тут, то там. За доблестную службу его отпустили в месячный отпуск. Он вернулся в родные края, в Британию. Но, по рассказам соседей, на побережье годом ранее высадились северяне. Они прикончили его жену и украли его дочь. Тогда у него не осталось желания жить в этом мире.

- Сообщи, когда армии перейдут испанскую границу.

Двадцать тысяч человек всё же решились встать на его сторону. Почему? Всё просто: Луций не тратил время даром. А у легионеров были свои причины ненавидеть Ираклия. Чего только стоил «Эдикт о рабах и гражданах».

Сопляк-Катон после смерти отца спрятался среди беженцев, уплыв в мирную Галлию. Там он отказался от своего старого имени. Почти сразу он записался в римские войска. На припрятанные солиды мальчик выкупил своё снаряжение. И далее он годами работал в поте лица над своей репутацией. Однажды ему удалось отличиться в сражении в разгар «Германской кампании». Тогда его знаменитый командир, Сервий Вер, погиб. И он взял командование на себя, не дав легиону броситься в бегство.
К 23 годам о Катоне слышали по всей Галлии. Даже сам Ираклий, признавая его героизм, назначил оного легатом, сделав это лично и оказав ему тем самым огромную честь.

- Где ты предпочтёшь служить своему отечеству? – Спросил его царь.

- Мой король, милостиво прошу Вас отправить меня в Испанию. Там родился и вырос мой отец. А я никогда не ступал по этой земле. – Сказал в тот день Луций. Да, он сильно слукавил. Как ни прискорбно, Ираклий сам подарил ему возможность воплотить свой извращённый план в жизнь.

- Да будет так. – С этих слов всё и началось.
…

По улочкам Милана, где-то обветшалым, где-то почти восстановленным, капал дождик крупными каплями. В дверь постучались среди ночи. Аларих быстро подошёл к двери: он лёг в постель три часа назад, но разболевшийся шрам мучил его и не давал уснуть.
- Кто?
- …
Секундный шорох, шум дождя и больше ничего.
Аларих взглянул в стенную щель, проделанную вчера недалёким хулиганом, который, впрочем, уже поплатился своим пальцем.
Никого.
Он отворил прочную дверь. На пороге лежало письмо. А на нём стояла печать Александра. Это имя было известно всей империи. Потому он и являлся правой рукой Его Величества. Аларих был ему старым другом.
«Я знал, что-то нет так». – Так он подумал, сидя в атриуме и глядя на это письмо, пугавшее его своим неведанным содержанием. С нарастающим волнением он вскрыл документ.

продолжение

[Moderator]

Продолжение Мечтая о мести

«Брат наш, Аларих, нам нужна твоя сила и твоё войско для убийства врага народа и отмщения за ушедшие души. Брат, они убили её, они прирезали Аври. Указания…».
Письмо выпало из его онемевших рук. И это были руки не жестокого воина Алариха, а ошеломлённого мужчины, годами любившего эту женщину. В сердечном порыве он схватился обеими руками за макушку и со всей дури стал выдирать волосы с головы, попутно захлёбываясь в солёных соплях и горьких слезах.
Письмо с похожим содержанием доставили Фотию, жившему в другой оконечности города. Он не пролил ни слезинки, но ощутил печаль.
«Ещё одна знакомая душа покинула этот мир. Боже, храни эту девушку, как можно ближе к своему сердцу».
Они встретились следующим днём уже на пути в Галлию.
- Аларих.

- Фотий.

- Наш император прольёт немало крови.

- И мы ему в этом поможем.

- Верно.
За их спинами шло войско в 10 тысяч солдат. К десятому дню к ним примкнули ещё три легиона.
На пятнадцатый день в ущелье Роланда на границе Испании и Галлии они схлестнулись с XII молниеносным легионом.
Это было первым сражением в разгорающейся «Испанской кампании».
…

Ветер касался длинных локон царя, обдувая щетинистое лицо. Солнечный свет озарял неспокойные морские просторы, попадая в глаза и вынуждая щуриться.
Десять дней назад тем ранним утром имперский флот отправился в Испанию.
- Алекс.

- Да, господин.

- Скажи, что за бред творится в этом мире?
Александр вопросительно промолчал.

- Не понимаешь? Когда-то давно Юстиниан пожелал возродить Римскую империю. И он это сделал, даже более того – расширил. Но такое гигантское, постоянно расширяющееся государство почти невозможно контролировать одному человеку. Вот могли бы все приказы, законы, новости и прочее добираться к людям за мгновение. Только представь: в таком случае я бы не узнавал о гибели сестры через три дня после случившегося. Империя слишком велика, а наши знания всего лишь пыль. Я устал, хочется бросить чёртов трон и уйти в монастырь.

- Да, соглашусь, государство практически неуправляемо в таких масштабах. Правда, сейчас даже Вы ничего не сможете с этим сделать. А если выпустить страну из своей власти, она вскоре развалится, сожрёт саму себя, меня и Вас.

- Уверяю, ха-ха, мой друг, эту державу в ближайшие век или два ждёт естественная смерть. И эта кончина не будет лёгкой.

Александр снова промолчал. Он вспомнит эти пророческие слова очень скоро, через 40 лет, когда воочию увидит, как его родина раскалывается на части и превращается в Ад.

- Возможно, так будет лучше. – После базилевс смолк, поник и отправился в каюту.

В таком месте трудно было спать. Но за эту ночь он опять насладится тем будоражащим его сном, который, впрочем, может стать явью.
…

Этот день, наконец, наступил.

Две некогда братские армии плотным строем окопались друг напротив друга. Со стороны Карфагена было 18 тысяч мятежников, с другой стороны – 33 тысячи солдат императора.
От армии мятежников отделился конный отряд во главе с человеком, имевшим на это смелость. От армии императора выступил Александр со своим отрядом.

- Леонхарт.

- Александр.

- Мне жаль, что мы толком с тобой не общались. – Лео заявил это искренне.

- Брат…

- Да?

- Скажи, зачем ты здесь? – Алекс сверлил его строгим взглядом. На младшего брата, оказавшегося в стане мятежников, по-другому не взглянешь.

- Не знаю, братишка. Я дал своё слово Луцию Катону, что пойду за ним на смерть. Погибнуть от рук императорской армии лучше, чем от рук жалкой старости. – Пусть он так и не считал.

- Но ты также давал присягу императорской семье, малолетний идиот! – Алекс ни на шутку был взбешён. – И позволил этому выродку вытворить с Аврелией такое…

- Ты… - Он побледнел. - … о чём?

- О, Боже милостивый.

- Скажи мне!
«Кажется, я знаю, что он скажет».

- Она была убита…! Чёрт! … тварями из вашего сброда наглецов, ищущих позорную причину умереть.
И Леонхарт, и его подчинённые переменились в лице. Они стали поглядывать назад, с недоверием смотря на своего предводителя, гордо сидящего на коне.
«Он нам не сказал». – Разом подумали воины.

- Брат, я не знал.

- Плевать, уже поздно.
Леонхарт переглянулся со своими сослуживцами. И выпалил следующее.
«Пошёл к чёрту! Как ты мог, Катон…?».

- Нет, брат, ты не прав.

- А?

- Когда начнётся бойня, я и мои люди будем с вами. – Он кивнул. Его отряд развернулся и ускакал обратно, соединившись с отрядом покрупнее и приняв удобную позицию для неожиданного манёвра.
Сражение завертелось по сигналу Ираклия. В будущем оно описывалось потомками как самое кровавое побоище в правлении этого энергичного человека.
В первые часы всем казалось, что победитель был очевиден. Но через сутки всем стало понятно: малыми жертвами бой не окончится.
Десять тысяч трупов осталось лежать близ Нового Карфагена. Многочисленные тела, растоптанные в фарш конным маршем, исколотые пиками, арбалетами, разорванные выстрелами первых китайских пушек, сожжённые греческим огнём. Эти люди никогда не увидят своих отцов и матерей, жён и детей.
- Сколько ещё должно умереть, прежде чем человечество поймёт, что пора прекратить? - Спросил император в этот ужасно жаркий день. У кого он спросил? Неважно.
…

Остатки мятежников укрылись за крепостными стенами Нового Карфагена. Имперская армия взяла город в осадное кольцо. Катапульты, тараны, где-то и осадные башни царское войско привезло за собой.

- Давай-давай, скорее, тащите эту чёртову бочку! – Кричал Леонхарт имперским инженерам. – Эй, вы, недоумки, встали так, чтоб в вас стрелу всадили? – Укорял он молодых осаждающих, готовящихся к тарану. – Да что ж ты, возьми проклятый щит, подними над головой, иначе всех твоих перебьют.
В шатёр, богато раскинутый недалеко от поля боя, вошли Александр и Аларих. Они преклонили колено перед своим владыкой, ожидая указаний. Император расположился на деревянном троне, красиво украшенном узорами из позолоты.

- Александр, предупреди легатов, чтоб не утруждали людей штурмом. И пошли бездельников в торговые места, чтоб привезли сюда необходимую провизию.

- Да, мой господин. – Алекс удалился исполнять приказ.

- Аларих… - Ираклий наклонился поближе. – … ты любишь мою сестру?

- Да, мой цезарь.

- Тогда послушай меня внимательно: мы оба любим мою сестру, так что это животное убьём мы вместе. Поэтому, если встретишь его раньше, дождись меня. Ты понял?
Аларих утвердительно кивнул.

- То-то же. Можешь идти.
Спустя пять дней часть осаждённых сдалась, открыв восточные ворота. В течение трёх часов весь город, исключая резиденцию проконсула, был взят. Две сотни человек на стенах небольшого дворца и прочные дубовые ворота отделяли их от встречи.
…

День. За 6 часов до вылазки.

Император огласил приказ, чтобы это услышали все мятежники: «Не щадить никого, кроме Луция Катона». Ираклий сделал предположение, что Катон спрячется где-нибудь, переждёт резню и сдастся, понадеявшись на милость.
Укрывшиеся во дворце легионеры были вернейшими людьми своего командира. Сдаваться не входило в планы мятежников, ведь их, как ни крути, ждала смерть.
«Хоть подольше проживу на этом свете». – Думал каждый из этих ребят, уже пожалевших о своём выборе.

Вечер. За три часа до вылазки.

- Чтобы не было лишних жертв, мне нужны добровольцы, которые могли бы рискнуть жизнью.
Леонхарт и Фотий первыми вызвались на это самоубийство. Один не боялся смерти, второй – имел в подобном богатый опыт.
Однажды Фотий, ещё когда промышлял профессиональным воровством, проник в императорский дворец. Он незаметно прошмыгнул через всю стражу, но случайно наткнулся на молодого принца. Так они и познакомились. Но эта история из давно ушедшего прошлого.

- Что ж, вот мой план.
Они долго беседовали, решая, как действовать наиболее эффективно.

- Проблема заключается в чём.
Фотий говорил, рассудив ситуацию здраво.

- От ворот нас отделяет мост. Он в длину аж 60 метров. Нам нужно пробежать по мосту, не попавшись на глаза врагу, и оставить у ворот не меньше 10 гренад. Одна такая весит немало, поэтому нас двое.

- Детали я, конечно, продумал плохо: сочинил всё на скорую руку. – Императору было стыдно, что он предложил своим друзья такой дырявый план.

- Получается, весь наш план держится, в целом, на удаче. Повезёт, если мы добежим без потери рук или ног. Повезёт, если успеем поджечь гренады и убежать также незамеченными и не покалеченными. Успехом можно считать и нашу гибель, если взрыв оставит проход. Леонхарт, ты точно готов?

- Да, легат, я готов.

Ночь. За минуту до вылазки.

- Император, зачем вы отправили их на смерть?! – Он говорил взволнованно и неуважительно. Если бы император был менее разумен, не принял этого волнения, кинул бы Алекса в кандалы.

- Леонхарт сам решает, где и когда ему умереть.

- Дьявол! – Он сорвался и побежал в сторону дворца.
В то же время у моста.

- Когда я скажу: «Бежим» - нам нужно будет добежать до ворот максимально быстро и незаметно. – Фотий был главным в их дуэте.

- Вас понял.

Ночь. Через пять минут после вылазки.

Прозвучал грозный взрыв, превратив в щепки прочные ворота: важнейшую перед ними преграду.
- Лео! Где ты, Лео?! – Александр вошёл в «туман» и неспешно пошёл по мосту, уже не надеясь увидеть брата.

- Алекс!

- ...
Как только Александр услышал слабый вопль младшего брата, тут же рванул вперёд, в сторону ворот. Дым и пыль, образовавшиеся от взрыва, постепенно оседали.

- В атаку! – Базилевс отдал приказ.
Сотнями смелые воины, сбиваясь из строя в толпы, побежали по каменному мосту.

продолжение

[Moderator]

Продолжение Мечтая о мести

Александр наткнулся на брата в удручающем состоянии: часть ворот свалилась на него, придавив одну ногу. Сказать того же о Фотии не получалось: его тело лежало бездыханным. Он лишился двух ног от этого взрыва, а жизни от стрел, попавших в грудь.
Пыль осела достаточно, чтобы их не растоптали.
Толпа легионеров пробегала, огибая их с двух сторон.

- Эй, вы, помогите!
Пятеро обратили внимание на зов о помощи. Без особого труда они смогли поднять эту балку достаточно, чтобы вытащить Лео.
Александру пришлось тащить брата на руках: нога его была сломана.

Император смеялся. Смех его звучал безумно радостным. Сейчас Ираклий не думал ни о чём другом: его заботила только месть, которая вот-вот могла свершиться.
…

В ходе резни погибли сотни бравых ребят. Аларих получил такие ранения, с которыми не мог выполнить уговор. Поэтому…

- Катон! – Это слово эхом раздалось по комнате.
Луций злобно глянул на своего врага, приготовив меч к трудному бою.
Царь обернулся и приказал.

- Оставьте нас наедине. Это моё личное дело. Наша с ним дуэль.

Император, готовясь нанести удар, с осторожностью подбирался ближе и ближе. Он ненавидел этого мерзавца, злился, багровел от этой злости. Ещё чуть-чуть и он своим кровавым мечом разрубил бы узы мести.

- Вот мы и снова встретились, брат. – Луций решил, что более незачем скрываться.
Мурашки пробежали по спине озлобленного, сильно озлобленного воина. Он прекратил шаг.

- Мой отец: Ираклион Британский, твой дядя и предатель.
«Вот так ирония». – Подумал царь и ухмыльнулся.

- Чёртов осёл, ухмыляешься? Как же я тебя ненавижу, братишка.
Император посмотрел на своего брата высокомерным мощным взглядом.

- А я тебя. Потому сейчас неважно, кто мы по крови. Важно то, что мы воины, которые ненавидят друг друга. Нападай.
Слова Ираклия так взбесили Луция, что тот не выдержал и, руководствуясь эмоциями, атаковал прямым колотым. Это было его ошибкой.
Ираклий воспользовался дуростью мальчишки, легко увернувшись от удара с такой дистанции. Он мимолётно обошёл того со спины и рубанул со всей силы. Луций был худощав и силён телом, а потому ему удалось увернуться, получив лишь неглубокий порез.
Они держали мечи, дожидаясь удобного момента.
Секунда. Мешочек с пояса Луция полетел, попав прямо в глаз царю. В то же время Катон подошёл уже достаточно, чтобы насквозь проткнуть оппонента. Но царь схватился за лезвие левой рукой, пытаясь спасти свою жизнь. Лезвие оказалось достаточно острым, чтобы лишить того двух пальцев. Луций поверил в свою победу и снова занёс меч для удара. Параллельно этому император даже не пикнул. Он отпрыгнул, крепко обхватив меч ведущей рукой, занеся его по сильнее. Ираклий сократил дистанцию в ту же секунду, когда рука Луция оказалось достаточно близко, и вновь рубанул со всей мощи.
Император стоял твёрдо, потеряв всего два пальца. А мятежник валялся на полу, вопя от боли, потеряв свою ведущую руку. Он очень быстро истекал кровью.

- Ты жалок.
Ираклий вплотную встал подле кричащего мальчишки. Он набрал всю злость, какая у него оставалась. И после царь выругался самыми грязными словами и отпинал его так жестоко, что сломал ему нос, челюсть и вторую руку.
Чуть погодя, он сел рядом с извивающимся братцем.

- Думаю, если выживешь, я пощажу тебя и отправлю в худшую тюрьму в этой стране. Как ты на это смотришь?
Луций не слышал его, испытывая шок от полученных увечий.
- Не слышишь… Ладно, мне бы самому не истечь кровью. Я пойду.
…
Император вскоре узнал о гибели Фотия. Это добавило ему десять порций боли.
Семья Фотия так и не узнала о его кончине. Его родным сообщили, что он отправился на важнейшее задание в своей жизни. Ежемесячно "он присылал им щедрые подарки" в течение следующий 25 лет.
Леонхарт больше не смог встать на обе ноги. Оставшееся десятилетие он доживал в доме своего брата, в кругу племянников и племянниц.
Ираклий не мог вынести одиночества, собирался покончить с собой. Но вовремя нашёл ту, благодаря которой расцвёл, с которой оставил на этой земле наследников своего престола.
К сожалению, через 40 золотых лет будет ясно, что единую империю вскоре ждёт печальный конец. Царская кровь сразится между собой в ужасной борьбе за наследство...

[Moderator]

№28 (порядковый номер работы)
Шоколадное печенье

На сон грядущий

– Малыш, на сегодня всё. Да и книжку мы с тобой дочитали. Засыпай скорее, – уставшим голосом сказала Хелен.
– Ну как же тут заснуть! Скоро мой день рождения! Будет много подарков… – неуверенно ответил сын. – А что ты мне подаришь?
– Не знаю, а что ты хочешь? Ты что-то хочешь?
– Ну-у-у… Хочу в Смит Крик, хочу посмотреть на небо в Джонстон Ридж! Хочу… – сказал Руди и глотнул ещё воздуха. – Хочу целый пакет мармелада, и… леденцы! Ага, леденцы тоже, зефир Джо Джо, одну банку абрикосового джема Миссис Миллерс и немного шоколадного печенья! Мам, я действительно хорошо подумал в этом году. Это на одно желание меньше, чем в прошлом.
– Да в тебя же столько не влезет, – рассмеялась Хелен.
– Мам, я уже взрослый!
Хелен немного напряглась, раздумывая над ответом.
– Руди, послушай, ты же знаешь, мы не можем себе всё это позволить. Может, новенький свитер? А после работы мы сходим в парк, я куплю тебе хот-дог.
– Нет, мам, хочу в Смит Крик, зефир Джо…
– Миленький, – перебила Хелен, – прошу тебя, выбери что-нибудь одно.
– Тогда ничего не надо! – со злостью ответил Руди и отвернулся в сторону окна.

Начало конца

До дня рождения оставалась всего неделя, и прошла она очень быстро. Руди канючил весь понедельник: «А вы уже всё купили? А что купили?». Бабушка не сдавалась и неустанно отвечала ему, что они с мамой готовили сюрприз.

К вечеру все собрались в гостиной.

– Руди, – торжественно начала мама, – мы с бабушкой очень хотим тебя поздравить, пожелать счастья, чтобы тебя окру…
– Подарки! Подарки! – прервал на полуслове сын. – Давайте подарки!
Грета вытащила из-за спины шуршащий свёрток и коробку песочного цвета.
– Это тебе от нас с мамой, – сказала она и улыбнулась.
– Что там? – настороженно спросил Руди.
Хелен взяла за руку сына и ответила:
– Открывай!

Руди принялся распечатывать подарки. Обёрточная бумага летела во все стороны. В свёртке оказался свитер.
– Надеюсь в коробке что-то поинтереснее. Ага, шоколадное печенье…
– Тебе не нравится, сынок? – спросила Хелен.
– Дурацкий свитер! Лучше бы купила печенья побольше! Я хочу ещё!

Из обычного «хочу ещё» желание Руди превратилось в фанатичное собирательство всех возможных упаковок шоколадного печенья. Сначала он забил верхнюю полку своего шкафа, а затем на стулья и кровать отправилась одежда, чтобы больше умещалось. Одинаковые пачки сладостей уминались на раз: Руди хотел собрать уникальную коллекцию. И даже когда есть особо не было желания, печенье съедалось, чаще всего по ночам, пока никто не видит. Иногда Хелен просила попробовать, иногда Грета объясняла, что с близкими нужно делиться, но это никак не действовало на Руди, и он с ещё большим остервенением охранял свои запасы.

Купер

Сегодня Хелен вошла домой и заметила, что свет везде погашен. Грета сидела возле камина, проговаривая: «Как же так, как же так, как же так…». Повесив куртку на вешалку, Хелен подошла к бабушке.

– Грета, что с тобой?
– Как же так, как же так…

Грета держала в руках кочергу и без остановки крутила её. Не считая волнений у камина, во всем доме стояла тишина, и даже собака не вышла встречать. Хелен заподозрила неладное и крикнула:

– Руди, ты где? Купер?

Никто не отозвался. Когда она подошла к комнате сына, то заметила лежащего на полу Купера. Голова у собаки была в крови, и, судя по красному следу, её оттащили. Хелен поднесла руку к мордочке, затем к животу – Купер не дышал.

Дверь в комнату открыта. Хелен взялась за ручку и вошла внутрь. Руди лежал на кровати и посвистывал, как будто ничего не случилось.
– Сын, что с собакой? Что произошло? – испуганно спросила она.
– Ничего, я его наказал, он плохо вёл себя.
– Руди! Собака мёртвая, как же так вышло?
– Он залез в шкаф и сожрал почти всю пачку печенья, а другие как обкорнал! Взбесил меня, вот я и дал ему по башке, – сказал Руди в пустоту.
– Сынок, я ведь растила тебя в доброте, приучала к сочувствию и пониманию. Неужели твоя упаковка печенья дороже, чем друг? Купера больше нет! О чём ты думал?
– Какая мне разница, он сам виноват.
– Руди, он не может дать тебе сдачи, это маленькая собака! Член нашей семьи! Он ведь вырос у тебя на глазах! – воскликнула Хелен, с трудом сдерживая себя.
– Тем более. Мог бы и запомнить, что в мой шкаф не надо соваться. Я никому не разрешал, – ответил Руди и отвернулся в сторону от матери.
– Таким я тебя не растила!

Она подошла к Куперу и гладила его, вспоминая каким он был ласковым и игривым. Членом семьи, как Грета, как сама Хелен. Как Руди.

Спустя пару минут она взяла собаку на руки и отнесла на задний двор. Выкопав небольшую ямку, Хелен присела возле неё и задумалась: «Иисус, где же я не права? Что я не так сделала с сыном? Почему он таким вырос?». И слёзы потекли ручьём. Она привстала, погладила Купера ещё раз и положила в ямку. Голова раскалывалась.

Один из двух

Субботним вечером было тихо. Грета и Хелен сидели на веранде и разговаривали, Руди копошился в комнате. Иногда мисс Льюис, с соседнего дома, выходила на улицу, гоняла воображаемых енотов и стучала своей тростью по мусорному баку.
– Скверные животные! Идите жрите в другом месте! – кричала она.

Бабушка Грета расхохоталась и заявила:
– Хелен, это же надо до такого дожить, чтобы еноты мерещились!
– Мам, кто знает какими мы будем?
– Хватит тебе. От нас это только и зависит, – сказала бабушка и повернула голову влево. – Отец Эдриан торопится куда-то. Вот надо ему в такое тёмное время куда-то топать…

– Святой отец! Святой отец! Подождите!
Хелен соскочила со стула и побежала догонять отца Эдриана.
– Святой отец, можно вас на секунду?
– Да, Хелен, чем могу помочь?
– Извините, я, наверное, вас отвлекаю, но всё же. Помогите со… Не узнаю сына в последнее время и…
– Так, – перебил отец Эдриан, – выдохни. Выдохнула? Рассказывай.
– Святой отец, не узнаю сына, как будто и не Руди вовсе, а совсем другой человек. Как будто… Эх… Может это возраст такой… Может, перебесится и успокоится?
– Перебесится? Наслышан я про твою собаку, Хелен. Негоже, негоже… Послушай, бог и дьявол борются в каждом из нас. А сатана хитёр, скрытен и коварен, для него есть только одна цель. Чтобы быть не просто подобным всевышнему, а единственным. Дьяволу не важно что будет с нами потом, он хочет низвергнуть врага своего, но сделать он это может только через нас.
Отец Эдриан посмотрел на часы и перевёл взгляд на Хелен.
– Эта борьба и в тебе происходит, и во мне тоже, и в Руди. Самое главное – какую сторону мы примем и примем ли. Победит только один из двух. Господь или дьявол? Решать только нам, Хелен, но ты должна наставлять сына, помогать ему. Смотри, – сказал отец Эдриан и показал на Хесуса и его сына, – они играют в мяч! Твои соседи отлично проводят время, они не одни, Тдео не один. А Руди где? Когда человек один, его проще сбить с правильной дорожки.
Отец Эдриан снова посмотрел на часы.
– Хелен, дорогая, извини, приходи завтра на мессу, будем говорить о семи смертных грехах. И сына приводи тоже. До завтра!
– До завтра, святой отец…

Руди всё время наблюдал за разговором мамы и отца Эдриана, а как только священник ушёл, то пришлось подвинуть штору обратно. «Глупый священник! Будем говорить о семи смертных грехах – ха! Дома лучше останусь. Ещё чего, вставать в такую рань!» – подумал Руди.

Запретный плод

Воскресным утром Хелен посетила мессу и пришла домой в хорошем настроении. Она всегда готовила пирог к обеду, но в этот раз дома не было ни ревеня, ни муки. «Это ничего», – подумала Хелен. В кухонном шкафчике оставалось ещё две банки бобов в томатном соусе и немного хлеба.

– Мам, подойди пожалуйста. Мисс Льюис заходила?
Грета подошла на кухню.
– Чего ты говорила?
– Мне в ресторан только во вторник, но, думаю, мы как-нибудь протянем, – сказала Хелен и убрала вторую банку обратно на полку. – Мисс Льюис не передавала картофель?
Хелен взялась за голову и поморщилась.
– Нет, дочка, – ответила Грета. – У неё сейчас тоже неважнецкое время. Обещала на следующей неделе. Опять голова?
– Всё нормально.
– Тебе к врачу надо, Хелен!
– Правда, не переживай, это скоро пройдёт.
– Еды совсем немного осталось, – сказала бабушка и посмотрела на верхнюю полку шкафчика. – Может, доедем до Бони Лейк?
– Было бы на что. Ладно, проживём. Спроси у внука немного печенья, а я пока разогрею.

Бабушка направилась к Руди – комната была прикрыта наполовину, но даже так было видно, как мальчик разглядывал свои сладости в шкафу.
– Руди, мама скоро приготовит обед, ты пойдёшь?
– Сейчас, только руки помою.

Пока Руди отходил, Грета взяла упаковку шоколадного печенья и начала разворачивать его. «Как вкусно пахнет», – подумала она и поднесла пачку ближе к носу.

– Ах ты грязная старуха!
Руди быстро осмотрел комнату и схватил со стола большой степлер.
– Положи откуда взяла! – кричал он.
– Да я ведь… – запнулась Грета.
Она повернулась к шкафу, раскрыла дверки и продолжила:
– Смотри сколько ещё останется, мы только немного возьмём!
Руди не сдержался и ударил бабушку по голове. Грета рухнула на пол, ударившись рукой об шкаф.

На кухне было слышно, как что-то громыхнуло в комнате, и Хелен решила посмотреть что случилось. Бабушка сидела возле кровати, придерживая затылок рукой, а Руди вытирал степлер о свою футболку.

– Ты что, сумасшедший? – срывая голос кричала Хелен. – Как ты мог так поступить?
– Это моё печенье! И она даже не спросила, – не осознавая своего поступка бросил Руди.
– Ты ведь мог убить её! Посмотри! Ей больно, у неё течёт кровь, я… Я… Я вообще не понимаю, что с тобой происходит! Мы голодаем, сын, у нас нет в кармане и пары долларов, сжалься!
– Ага, ещё чего. Работайте лучше, – ответил Руди.
– Заткнись лучше. Грета! Грета!
Она подняла бабушку на ноги и отвела умыться.

Крови было немного, но шишка вскочила быстро. «Мам, вот, возьми, легче будет», – сказала Хелен и отдала полотенце.

– Холодное, – тихо сказала Грета.
– Это поможет, только не убирай.

продолжение

[Moderator]

Продолжение Шоколадное печенье

Когда Хелен удостоверилась, что с бабушкой всё в порядке, то решилась вернуться к Руди и договорить. Дверь в комнату была наполовину закрыта. Сын уже запер свой шкаф на замок и, как всегда, валялся на кровати.

– То, что сейчас произошло, – это ни в какие ворота, – с упрёком сказала Хелен и приоткрыла дверь. – Ты не ходишь со мной на мессу, ты не хочешь учиться, помогать нам не хочешь, ты даже с Тдео общаться не хочешь, но такую дрянь выделывать, видимо, хочешь!
– Плевал я на твою церковь! И на всё остальное тоже! Я хочу только одного – чтобы вы от меня отвалили! – кричал Руди.
– Побойся бога, сын! Я надеюсь, тебе очень стыдно.
Руди хотел ответить сразу, но только выдувал воздух из лёгких и напрягал свои кулаки. Наконец, он высказался:
– Ты бездельничаешь целыми днями в Папа Мёрфи. Все мои одноклассники смеются надо мной, потому что ты полы моешь, а вот у Марка мама владеет клининговой компанией! А у Барри мама – врач, а у Эда – страховой агент, но ты всё также моешь полы, как и год, как и два года назад, это тебе должно быть стыдно!
– Я даю нам всё, что могу, Руди. Всё, что могу, – ответила мама. – Когда ты станешь взрослым, ты поймешь это.
– Не хочу быть взрослым! Не хочу, чтобы вы тут ошивались и читали мне проповеди! Оставь меня!
– Когда-нибудь меня не станет, и ты очень пожалеешь о своих словах, – сказала Хелен и ушла, закрыв за собой дверь.

Хесус рядом

Хелен ходила на работу даже тогда, когда плохо себя чувствовала. Других источников дохода не было, и даже старая болезнь не мешала ей вставать по утрам. С каждым днём ей становилось хуже. Через месяц она не могла самостоятельно вставать с постели. Бабушка всё время находилась с ней, приносила поесть, а когда заканчивались продукты, просила Хесуса, сходить в супермаркет. И всегда обещала отдать долг, хотя знала, что отдать не сможет. Хесус тоже знал об этом, но покорно выполнял просьбы бабушки Греты и всегда спрашивал, чем он ещё может помочь.

Хелен нужно было перевезти в хоспис, только ни страховка, ни банковский счёт не позволяли этого сделать. Грета несколько раз ходила к соседям, но скудной горстки монет хватило бы разве что на вишнёвый Доктор Пеппер. Несколько раз ходила в Папа Мёрфи, но владелец каждый раз отказывал.

Коллеги узнали о сборе средств. За пару дней собрали достаточную сумму и перевезли Хелен в хоспис Олимпии, недалеко от Персиваль Крик. Рядом был небольшой парк Эвергрин, а чуть подальше – Дикейтер Вудс, который так хотела посетить бабушка. Спустя три недели Хелен стало хуже, и к ней перестали пускать.

Настал июль. Скоро День независимости – прекрасная пора для того, чтобы услышать хотя бы пару хороших новостей. Бабушке сказали, что ей не обязательно сидеть в коридоре и можно поехать домой. Грета не хотела уезжать и смирно сидела на больничном стуле. Изредка она поглядывала по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из персонала, но было уже позднее время, и остались только дежурные врачи и медсёстры. Периодически кто-то из них проходил мимо Греты и также быстро пропадал из виду, как и появлялся. Но спустя пару часов подошёл наблюдающий врач.

– Миссис Миллер, к сожалению, Хелен скончалась. Мы сделали всё, что могли. Мне очень жаль. Я что-то могу для вас сделать?
– Спасибо, Чарли, – ответила Грета и опустила голову.

Потерянный рай

Прошло четыре года с того момента, как ушла Хелен. Руди стал старше, но так и не повзрослел. Он ухаживал за своим шоколадным печеньем, протирая от пыли пачки давно миновавших срок годности сладостей. Всё также запирал на ключ, всё также никому не давал притронуться к ним. Пособия едва хватало на еду, но Руди к еде был равнодушен, питаясь счастьем от собственной коллекции. Могло пройти два, три дня, чтобы Грета не видела внука, потому как тот не выходил из своей комнаты. И, пересекаясь на кухне, они редко разговаривали друг с другом.

Порой бабушка участвовала в дворовых распродажах. Относила хлам, чтобы наскрести на коммунальные услуги. Относила украшения, чтобы наскрести на хлеб. А когда всё что можно было продать, было распродано, Грета снова просила Хесуса отвезти её в Бони Лейк, чтобы та немного постояла в очереди в продовольственном банке. Бывало, доставались сытные наборы с консервами, иной же раз, кроме сладостей и сиропа Хангри Джек – ничего путного. Перебиваясь скудными запасами, семья проводила дни, недели и месяцы. Уговоры в адрес Руди, чтобы тот начал работать, не приводили к успеху.

Он разносил газеты, устраивался на ферму помощником и нигде, больше чем на пару месяцев, не задерживался. Бабушка оставила это, всё время убеждая себя, что осталось два понедельника. Но ни первый, ни второй понедельник так и не наступали.

«Боже, забери меня к себе, позволь увидеться с дочкой, дай мне заснуть крепким сном», – повторяла она перед тем, как заснуть. Но сон растворялся с первыми лучами солнца, как и надежды на скорое воссоединение. Бог любил Грету, но не пускал к себе домой.

Иногда она хотела поговорить с внуком, но никак не решалась подойти. «Что сказать ему?» – думала Грета и отступала.

Только под Рождество, бабушка нашла в себе силы и пошла к Руди. Дверь в комнату была закрыта, но Грета решила не стучать. Внук не заметил, как она вошла. Наслаждаясь своим достоянием, Руди обыденно перебирал шкаф с печеньем, которого собралось настолько много, что дверки приходилось придерживать перед открытием, чтобы изнутри ничего не выпало.

– Ни у кого нет столько шоколадного печенья, как у меня. Я сам собрал столько, – невероятно гордо декламировал Руди.
– Чего всё это стоило... Надо было беречь Хелен, надо было беречь маму, – взявшись за голову прошептала Грета.
Руди сначала покосился на неё, а потом снова продолжил разглядывать нескончаемые пачки сладостей.
– Отстань. Видишь, я занят.
– Очередным любованием одной и той же картины. Одумайся, так ведь и жизнь вся пройдёт, – сказала Грета и захлопнула дверцы шкафа. – Прошу тебя, одумайся! Назад дороги не будет, ты в шаге от пропасти!
Руди оттолкнул бабушку в сторону и подошёл к окну.
– Ну вот что ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы твоя мама вернулась, мне её очень не хватает, – еле сдерживая слёзы сказала Грета.
– А я – хочу ещё, – невозмутимо ответил Руди.

[Moderator]

№29 (порядковый номер работы)
ТВАРЬ

Автор: Теперь.

Ещё горячая, со стёсанным о пожарную лестницу краем, кувыркаясь, пуля летела мне точно в лоб. Я видела её будто под увеличительным стеклом — отвратительно визжа, она пыжилась развернуться ко мне своим тупым носом и принюхаться к едкому запаху тонального крема на моей обгоревшей коже. Мне казалось, что я могу поднять руку и смахнуть её от себя в сторону, но тело меня не слушалось в этом кошмарном сне. Он мучит меня и будит каждую ночь, но не сразу, давая время облиться холодным потом. Меня зовут Надя. Я работаю в морге.

В последнее время всё идёт как-то наперекосяк. Каждое утро на протяжении года меня будил мой Толик, нараспев называя «кисулей». Ненавижу, когда меня так зовут. Зачем я вышла за него замуж? Его мама настояла — чтобы всё как у людей. В постели он был скучен, как и в жизни. Чай я ненавидела и весь его чайный бизнес тоже… Пожалуй, я запомню его возле Феденьки — тот тоже бесил меня этим прозвищем. Где они такого нахватались?

Толик всегда был лысым и толстым. Мне кажется, что с самого рождения он был именно таким — я даже на детских фотографиях почти не видела отличий. Я увидела его в редакции, на фуршете — он был среди спонсоров и, заикаясь, долго выговаривал заключительную речь в то и дело свистящий микрофон в последний день выставки. Я там была со своими кошками. Толик часто утирал лоб большим платком и причмокивал в конце каждого предложения. Я тогда подумала, что, пожалуй, такого у меня ещё не было, и написала про него рассказ. Он был очень польщён, звонил мне, присылал цветы и шоколад, но расписались мы через месяц. Целый месяц он присматривался ко мне. Зачем? У них у всех в голове что-то не в порядке или ненадолго инстинкт выживания срабатывает. Я не ошиблась — первая брачная ночь была болезненной, и у него тоже первой.

С его мамой мы познакомились сразу после свадьбы — она прилетела в страну по каким-то делам и заехала к нам на чай. Проклятый чай! Хорошо, что отца у Толика не было. Хотя папа Шурика был ничего так, выносливый, но это большая редкость. Эх, Шурик, Шурик… У Шурика и дед был тот ещё ходок — не раз совал свои холодные костлявые руки мне под юбку. Странная была семейка. Хоть терпеть друг друга не могли, а всё равно оказались вместе — я похоронила их в соседних могилах. А у Толика были только мать и бабушка, которую я никогда не видела. И вдруг он застрелился. Вот просто взял и застрелился! Когда я забежала в ванную, то не поверила своим глазам — картечью, через подбородок, из обреза охотничьего ружья — от головы почти ничего не осталось. Где он взял это чёртово ружьё? Сначала я подумала, что это случайность.

Но через полгода повесился Мишенька. С ним я столкнулась в подземном переходе — он покупал старые книги. Я уже месяц носила траур, и мне хотелось побыстрее найти другого, и через неделю мы стали жить вместе. Миша загорелся, будто снова нашёл своё вдохновение — много чего-то думал, писал, рвал написанное, переписывал. Писатель всё-таки. У него была смышлёная младшая сестра, которая постоянно путалась у меня под ногами и настраивала его против меня. Она сошла с ума от горя прямо на его похоронах. Витюша выпал из окна. В банке, где он работал шефом департамента рисков, на верхних этажах меняли фасады. В тот день было ветрено. Несчастный случай. Такое и раньше случалось, особенно во время всяких потрясений. Меня всегда это сильно раздражало, но теперь я была почти в бешенстве — столько осечек подряд у меня ещё не случалось. Тогда и пробралась, и приютилась во мне мысль о том, что именно тогда — на Толике — именно в тот день удача отвернулась от меня. Я никак не могла понять почему — всё же с ним было совершенно понятно и казалось предсказуемым.

Когда Лёня и Коля зарезали друг друга, меня вызвал следователь и долго про них расспрашивал. Именно в тот день впервые прозвучало слово «дуэль». Сначала он спросил меня про Коленьку, и я ответила, что мы готовились к свадьбе. Потом он долго расспрашивал про Лёнечку, с которым у нас тоже было всё чудесно. Честно говоря, я не могла определиться, поэтому встречалась с обоими. И вдруг ни с того ни с сего следователь спросил меня, знаю ли я что-нибудь о дуэли. Он просто сверлил меня взглядом в тишине, по которой куда-то тикали настенные часы. Такой смешной и важный, но бесперспективный капитан. Про дуэль я ничего не знала, так и ответила. Он показал мне фото испачканной кровью записки, на которой было написано от руки печатными буквами «это дуэль». Я долго рассматривала эти слова и никак не могла понять, что могло заставить их это сделать, — они знали друг о друге, и мы даже пару раз встречались вместе. Заполнив и подписав какие-то бумаги, я направилась к выходу, но капитан вдруг как-то тихо окликнул меня. Я раздражённо повернулась, чтобы ответить ему отказом, но он не предложил мне встретиться за ужином, а сказал, что Лёня и Коля убили друг друга без боя. Так и сказал — это была не дуэль, а самоубийство.

Снова самоубийство? Я была растеряна. Вернувшись на работу, я старалась об этом не думать и только вечером, спустившись в морг, с трудом собралась с мыслями. Дуэль… Незадолго до своей смерти Толик мне рассказывал что-то про дуэль. Да, что-то связанное с чаем — то ли название, то ли реклама. Не помню. Дуэль, дуэль… Точно что-то про дуэль он бормотал, когда мы ехали домой с приёма, из торговой палаты. Глупый же Миша вместо табуретки зачем-то залез в петлю по стопке книжек Чехова… Дуэль… Но Витюшу же нашли на крыше пристройки. Там же было кафе с каким-то старинным названием, мы там пару раз пили кофе. Тоже про писателя… Вспомнила! Кафе «Дантес»! Я вскочила с кушетки на ноги, едва не опрокинув в темноте столик с инструментами. Говорили же, что выпавший сам бы столько не пролетел, но сильный ветер… Тоже самоубийство?! Совпадение? А вдруг нет? Четыре раза подряд — таких совпадений не бывает. От волнения я начала почти метаться из угла в угол, протискиваясь между столов и прокручивая в голове свои догадки. Всё сходится. Всё. Кто же ты, тварь? Как ты это делаешь? И чего ты ко мне прицепился?

Я редко бывала у следователей на допросах или беседах, поэтому не просто наблюдала, но иногда и вмешивалась. Это было забавно — они так менялись в лице. Но я тогда уже могла уйти и вскоре уходила. Было мне интересно, что там происходило дальше? Да не особо. Иногда что-то попадалось в газетах, но на меня это навевало скуку. Нечасто вдов подозревают во всех грехах и ищут в них причину размеренной кончины их мужей, ну а когда это случается, то все подозрения сводятся к делёжке наследства. А тут я застряла. Влипла. Меня таскали на допросы каждую неделю, а местная газетёнка назвала меня «чёрной невестой» и напечатала большую заметку на центральном развороте, поэтому приходилось держать себя в руках. Да ещё эта подписка о невыезде — пять трупов за два года, и возле каждого моё имя — никуда из города не выбраться. Я начала паниковать. Архитектор? Врач? Тот худой инженер? Может, молоденький бармен из ресторана, который не сводит с меня глаз? Или розовощёкий интерн, третью неделю каждый день будто случайно попадающийся мне на глаза? Кто из них быстрее даст мне выход? И дуэль не выходила у меня из головы. Почему дуэль? Почему именно Толик? Ну покажись же, тварь! Хватит уже играть со мной в кошки-мышки!

Эх, Надька, Надька… Мне нравилось моё гибкое и стройное тело — я каждое утро рассматривала его в едва запотевшее зеркало, вытираясь после торопливого душа. Надя, Надя, встретиться бы тебе в тот вечер не с Толиком, а с тем его плечистым охранником, хоть по ночам бы год не скучала. Уж тот бы точно не вышиб себе мозги. Хотя в морге было тоже неплохо — тихо, спокойно. Со временем мне стало даже нравиться спускаться из своего кабинета в подвал и, не издавая ни звука, ходить в темноте между телами и прислушиваться — вдруг кто что скажет, как сюда попал? По многим это было видно сразу, а вот некоторые что-то скрывали, выглядя спокойными и счастливыми. Я брала их за руку и пыталась представить, как они встретили и как провели свою последнюю минуту.

Толик при жизни был педантом и кропотливо хранил все фотографии, подарки, открытки и прочий хлам. Я отпустила прислугу и перевернула весь дом вверх дном, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Что в нём было такого? Толик, Толик, почему всё началось с тебя? С работы постоянно звонили, поэтому я сказала, что заболела, и передала все дела своему управляющему. Бабка! Меня будто током ударило. Бабка! Её нигде не было на семейных фотографиях и видеозаписях! А он её очень любил — она, считай, одна его вырастила, пока мать порхала кукушкой, ища себе выгодную пару. Точно эта старуха как-то со всем этим связана — я кожей чувствовала это. Толик часто рассказывал про неё и звонил ей каждый месяц, подолгу запираясь для этого в своём кабинете. Богатая, со связями… Что ещё? Не помню. Почему я его не слушала, когда он говорил про неё? Найду через свекровь? Не скажет — после смерти сына она сама не своя, да и суд идёт. Хотела выбросить меня на улицу! Уж точно не сейчас. Бабка Толика... Почему она за год ни разу не приехала к нам? Почему не позвонила на домашний телефон сама? Зачем он запирался, почему сам не звонил с телефона?

За несколько дней, пока я была дома одна, кошки перевернули всё левое крыло третьего этажа, где я поселила их после переезда сюда. Мне то хотелось их обнять, то всех разом собрать и утопить в бассейне. Надоели, но иногда с ними было хорошо. Особенно орали и звали по вечерам и ночам, и у них получалось — каждый вечер я заходила к ним перед сном, а иной раз и просыпалась уже у них, с утра, не помня, как у них оказалась. Облепят со всех сторон, мурлычут и тащат с собой в свои мохнатые сны — если сразу не встать и не уйти, то через минуту уже и не найти для этого сил. Но как же они порой бесят. Быстрей бы всё это закончилось.

продолжение

[Moderator]

Продолжение ТВАРЬ

Зачем бабка довела Толика до ручки? Я была поражена, сколько нашла у них книг про дуэль, — в домашней библиотеке, где я почти не бывала, и на чердаке в двух больших сундуках. За несколько недель я прочитала их все, глотая одну за другой. Дуэль, дуэль… Кто-то мне бросил белую перчатку? Я кому-то её бросила? Что бы это ни значило, итог совершенно ясен — я торчу здесь уже почти два года. Два года! Уже с кошками просыпаюсь! Мне срочно нужно найти выход! А если Толик сам, а она за него мстит? Но откуда она всё знает? Как бы мне найти тебя, старая ведьма? Уж я бы заставила тебя всё мне рассказать! Покажись, и я приму твой вызов!

Я была уже почти в отчаянии, и вдруг судьба сама протянула мне руку помощи. Днём я не могла ходить по городу — мне не давали проходу не только местные, но уже и приезжие репортёры, да и собачников в последнее время развелось, что кругом только и слышен визгливый мерзкий собачий лай. Прогуливаясь по парку, я заметила её. Стройная, юная, хрупкая, с большими молчаливыми глазами. Она тоже любила ночные прогулки, и мы всё чаще и чаще стали встречаться на скупо освещённых дорожках. Она много рассказывала о себе, укутывая в свой едва не писклявый, но при том бархатистый голос. И однажды, когда мы сели на лавочку, она вдруг поцеловала меня в губы и тут же строго и с надеждой посмотрела мне в глаза, нежно взяв за руку. Ну значит, выйду через неё. Точно! А в этом что-то есть — девчонка — это что-то новое — если не получается через них, то я выйду через неё! Дуэль, тварь? Будет тебе дуэль! И я, крепко её обняв, ответила так же страстно. Ту ночь мы провели вместе, не обращая внимания на далёкое и призывное мяуканье кошек. Утром она ушла. Я, как всегда, не держала её, но вскоре снова встретила её в парке. Мы просто гуляли и слушали ночь, не вспоминая о произошедшем. А когда я возвращалась домой, меня похитили.

Почему-то мне не было страшно — я будто бы даже почувствовала облегчение, что наконец-то всё начинает проясняться. Только бы не убили сразу. Удары ногами были болезненны, но ничего — до свадьбы заживёт. Когда сняли мешок с головы, я осмотрелась. Это был огромный заброшенный цех со ржавыми, вдоль стены упирающимися в высокий потолок первого этажа стеллажами, которые уже местами накренились от возраста. Фонари горели только в одном длинном проходе, в дальней части которого стояли люди. Меня, не развязывая, подхватили за руки за спиной и потащили к ним мимо каких-то покрытых толстым слоем пыли станков и разбросанных ящиков. Охрана расступилась, и вперёд вышла худая, но статная старуха. Я догадалась, кто она. Бабка Толика была бледной и постоянно подкашливала. Самой не жить и другим не дать, старая карга? Но выбора у меня не было — единственный выход отсюда лежал через дуэль. Какая дикость, какое безумие — дуэль женщины и старухи… Она точно свихнулась — дуэль! — но её состояние и её связи позволяли ей свихнуться на своих условиях. Меня развязали и дали воды. Затёкшие руки начали отходить и колоть. Я наблюдала за каждым движением бабки — пистолет она взяла будто бы даже привычно, прикинув его в руке и осмотрев с обеих сторон. Надо быть внимательной с этой стервой. Как давно я не держала в руках боевое оружие… У меня даже волосы на затылке приподнялись, когда я почувствовала в руке приятную тяжесть, — тело налилось расслабленной упругостью и готовностью к бою. Всего с сорока шагов? Я чуть не улыбнулась, но вовремя сдержалась. Благородство погубило много людей, но столько же и спасло.

По команде мы начали расходиться. Отсчитав по двадцать шагов, мы остановились и развернулись. И вдруг бабка назвала меня — она истошно и скрипуче закричала, вскинув пистолет и направив его на меня. Я оторопела… Как? Кто? Этого не может быть! Этой доли секунды было достаточно, чтобы она успела выстрелить первой. Уже растрёпанная, страшная, нелепо скрючившаяся… Как она догадалась?! Я знала, что не промахнусь, выстрелив даже второй. Да кто ты такая? — нажала я на спусковой крючок, вцепившись взглядом в её подёрнутые слезами глаза. Старуха, опомнись! Тебе ли со мной тягаться? Моя пуля летела ей в сердце. Казалось, что это длилось несколько секунд — она победно и спокойно смотрела перед собой, принимая от меня смерть, а я пыталась понять, кто же эта тварь. И вдруг время вернулось. Зацепив за ствол и сорвав затвор, её пуля оторвала мне фалангу пальца и ушла в сторону, вырвав клок волос вместе с кожей над ухом, но я успела увидеть красную точку немного правее грудины бабки, в которую нырнула уже моя пуля. Я зажала рану рукой, заплакала и кинулась к умирающей старухе, прося прощения за всё и крича, что я ни в чём не виновата, что она ошиблась и что это вовсе не я погубила Толика. Меня подпустили к ней, я кинулась на колени, обняла её и рыдала у неё на груди. И она поверила. Улыбнувшись, она погладила меня по мокрым слипшимся волосам и тихо сказала, что прощает и отпускает меня с миром. А потом притянула к себе за шею и прошептала на ухо, что не верит ни одному моему слову, потому что знает обо мне всё и проклинает меня. Это были её последние слова. Откуда? Как?! Чёрт с ней. Как же спастись? Как?! Добежать бы до пожарного выхода… Далеко. Пистолет! У него кобура не застёгнута, могу дотянуться! Но их много — ещё двое здесь, а остальные в машине. Стрелять в бензобак? Нет. Ящики! Что в них? Знаки! Что-то горючее! Отвлеку и успею! Шанс точно есть. Прижавшись к мёртвой бабке, я закричала охране, что она обещала меня отпустить, что она простила меня! Меня оттащили в сторону. Я умоляла их пощадить, ползая по грязному бетонному полу и хватая их за ноги, и не упускала из виду спасительный пистолет. И вдруг старший, презрительно оттолкнув меня ногой, кивнул на ворота. Не перевязав и не остановив кровь, мне снова связали за спиной руки, накинули на голову мешок и через два невероятно долгих и мучительных часа выбросили голой на пустыре на окраине города.

Конечно, я никуда не заявила о случившемся — мало ли что эта старуха могла после себя оставить. В больнице сказала, что на меня напали насильники и мне чудом удалось спастись. Полиции описала выдуманные приметы. Она разыскала меня через три дня, стала приходить каждый день и подолгу сидеть возле меня, рассказывая всё подряд, будто леча меня своим голосом. Я не люблю болтливых, но её болтовня почему-то меня не бесила. Сначала я присматривалась к ней — не заодно ли она с похитителями, — но её искренность была настолько наивной, что я выбросила все эти мысли из головы. Через пару недель меня выписали, ещё столько же я не выходила из дома. Кому ещё могла проболтаться бабка? И как она это всё провернула? Десятки безответных вопросов не давали мне покоя. Одна была сумасшедшая или у неё были сообщники? Они-то совсем не обязательно будут играть в благородство. Ещё лёжа в больнице, я наняла круглосуточную охрану, но всё равно прислушивалась по ночам, вздрагивая от каждого шороха. Постепенно я пришла в себя и смогла заняться делами. Надо было очень торопиться.

Мы часто читали вместе, вслух, возле камина. Такая нежная и трепетная, она полюбила меня так сильно, что не могла дождаться ставших ежедневными встреч и будто бы по пустякам звонила и домой, и на работу, ожидая любого намёка, чтобы тут же согласиться. Иногда мне казалось, что я почему-то жалею её, и с неприязнью отгоняла от себя это неприятное и тянущее чувство. Я была очень рада — всё шло по плану. В подвале морга мне даже хотелось танцевать, и иногда я не сдерживала себя, поддаваясь назойливому желанию оторваться от земли и кружиться между столами с теми, кто уже где-то там, где нас пока нет. Этот танец для вас — остывших и спокойных — ваше молчание лучше всяких аплодисментов. Я хотела рассказать ей про это место, которое когда-то давало мне покой, а теперь наполняло радостью, но побоялась, что это её испугает. Всему своё время, милая. Подожди, мне надо выпить до дна. Она иногда обижалась, иногда очень сильно ревновала. Вскоре переехала ко мне. Возилась с кошками, дожидаясь меня по ночам. Когда она начала угасать, мы с ней отправились в кругосветное морское путешествие, и за это время она немного пришла в себя и стала меньше светиться пустотой. Какие же у неё глаза… Таких глаз я не видела ни у одного мужчины, а уж их-то я повидала. Подолгу глядя в них, я ловила себя на мысли, что мне их будет очень не хватать. Потом она прижималась к моей груди, и мы чувствовали друг друга, будто и не было вовсе костей и кожи и будто сердце у нас одно на двоих. Мне хотелось, чтобы это происходило не так быстро, но она сгорала прямо на глазах.

Как же орали по ночам кошки, чуя приближающуюся весну. Просто невыносимо. Я переселила их в гостевой дом, но даже оттуда — через закрытые окна и толстые каменные стены — их было слышно. Я купила просторную квартиру в хорошем районе, и мы стали часто ночевать там. Она увлеклась рукоделием — врачи не знали, что с ней, после многих обследований утверждая, что она совершенно здорова, и рекомендовали почаще отвлекаться от волнующих мыслей, найдя себе хобби. Дома она часто грустила, уставившись в одну точку или вдруг по каждому поводу бегая в гостевой дом, а в квартире уже было не так — по несколько часов могла вырезать разные фигурки из дерева, сидя в своей мастерской, которую мы разместили в дальней комнате. У неё хорошо получалось, особенно кошки — они будто просились в руки, чтобы согреться и тут же согреть. Я редко приезжала раньше неё и успевала увидеть недоделанные работы — она не срезала дерево слоями, а резала сразу начисто, заранее точно зная, что хочет увидеть. Я берегла её и очень внимательно следила за всем, что могло хоть как-то намекнуть на дуэль. Скоро, очень скоро я пойду дальше. В тот вечер мы поссорились, и она осталась в доме, хотя мы договорились посмотреть в мастерской её новые фигурки и заночевать в квартире. Сухо пожелав ей по телефону спокойной ночи, я отпустила охрану и легла спать в гостиной.

продолжение

[Moderator]

Продолжение ТВАРЬ

Она умирала! Я не знала, что делать. Вскрыла себе вены. Дура! Сомнамбула! Мне обратно нельзя! Дурища, живи давай! Обе руки… Зажала нож в свои столярные тиски и с размаху, до костей, наискось, вместе с сухожилиями!.. По моим кистям струилась кровь, пальцы совсем не слушались. Я пыталась набрать номер скорой носом, но промахивалась. Догадалась! Стянув носок, попыталась сделать это пальцем ноги, но уже ничего не получалось — перепачканный кровью смартфон сошёл с ума и завис. Сколько у меня осталось времени? Час? Полчаса? Я подняла руки над головой. Дура! Какая же я дура. Как я могла не заметить? Нет! Мне нельзя назад! Нельзя! Это конец! Меня охватил ужас. Я бросилась к массивной входной двери и попыталась повернуть торчащий из замка ключ, но мешала дверная ручка. Западня! Зубами! Они крошились, рассекая губы, но я не обращала на это внимания. Не получилось! Я начала шуметь что есть сил в надежде, что меня услышат соседи, — закричала, завизжала, завыла, начала бить ногами в дверь, свалила комод, перевернула обеденный стол, подцепила ногой табурет и выбила им окно… Окно! Я высунулась на улицу и закричала в темноту. Спасите! Спасите же! Умоляю! Закружилась голова, и перед глазами расползлись большие чёрные пятна. Я с трудом поднялась со скользкого пола, не обращая внимания на разбитую об угол барной стойки голову. Сколько времени я пролежала?.. Время! Как же мне страшно. Я собралась с силами и закричала в разбитое окно свой адрес, чтобы вызвали скорую. Помогите, умоляю! Кто-то мне ответил! Я постаралась закричать сильнее, но мой голос становился всё тише. Зарезали! Помогите! Пообещали… Сказали, что вызывают. И врачей, и полицию. Спасена! Как же скользко… Ах… Нет! Они приедут, но как откроют бронированную дверь? Не хочу! Нельзя! Думай! Вызывать пожарных? Спасателей? Кричу, но раздаётся только стон. Слабость… Тело почти не слушается. Умираю. Нет! Нет! Пятый этаж… Внизу газон, кусты. Шанс не разбиться точно есть. Там руки перетянут и дождусь. Успеют, обязательно успеют! Подтолкнув к окну обеденный стол, я повалилась на него, сбила локтем торчащие из рамы осколки и, перекатившись, вывалилась на улицу.

Я никогда не бывала в мёртвом теле. И что дальше? Тут приятно, тихо, спокойно, пусто и будто бы знакомо. Удивительно, но ужас и слепая ярость остались где-то там, с той стороны, а здесь я будто бы даже счастлива. Всё произошедшее казалось какой-то мелкой суетой. Запомненные лица легко отрывались от памяти и кружили как осенние листья, разлетаясь во все стороны и там лопаясь мыльными пузырями. Мне захотелось остаться здесь навсегда. И вдруг я поняла — мне будто что-то беззвучно шепнуло — что именно здесь и сейчас проходит моя последняя минута. От этой догадки мне стало тягуче тепло и приятно, и я представила, как было бы здорово, если бы в этой минуте умещалась хоть маленькая, но вечность.

Надька тоже здесь? Жаль. Сейчас точно начнёт ныть и рваться обратно к своим кошкам. В прошлый раз так же было? Не помню. В прошлый раз?.. Почудилось. Я блаженно расплывалась во все стороны, не ощущая никаких границ. Удивительная лёгкость наполнила что-то, что было бесконечно мной. Я была счастлива, наслаждаясь своей последней минутой. Мне не хотелось ей отвечать, и вообще, хотелось просто быть. Но всё-таки почему дуэль? Нет, не с сумасшедшей бабкой, а все эти намёки на дуэль были зачем? Их всех убили? Тот капитан точно разберётся. Но почему дуэль? Почему? Зачем та записка в кармане? Эти вопросы, появившись из ниоткуда, быстро росли и начинали отвлекать меня от прекрасного ничего. Я попыталась отмахнуться от них, но они, как та пуля во сне, начали визжать и кувыркаться, чтобы прицелиться точно в лоб. И вот уже везде были только они. Стоп! Хватит! Это моя последняя минута, а не ваша! Идите вон к Надьке! Визг перешёл в оглушительный рёв, который везде раздавливал меня, наполняя нестерпимой болью. И вдруг — всё — тишина. Разом. И разом все ответы. Тварь!..

Как ты смогла от меня спрятаться? Я же заглянула везде, где люди хранят себя. Так это ты им всё рассказывала, сучка… По ночам, среди тех проклятых кошек! Не зря я хотела их всех утопить! Толик был хлюпиком, да, но почему он тебе поверил? Я делала всё аккуратно — пила его медленно! Ну да, за год ты ему запудрила мозги, и слабак решил не мучиться. Мишку в петлю загнала за пару месяцев! Витьку выбросила из окна ещё быстрее. Почему они тебе верили? Почему тебе, а не мне?! И Лёнька, и Колька больше смерти боялись, что их похоронят за кладбищенским забором, и я точно знала, что они не решатся на суицид. Расчёт был верным! Но эти слизняки взяли по греху на душу, гореть им в аду. Дуэль… Вечные сказки про битву добра и зла… Это я-то зло? Нет, не мне — тебе, Надька-Надежда, нельзя быть среди людей! Зачем ты оставляла эти подсказки? Кому? Мне? Дуэль?! Я — самая сильная! А ты пряталась… Кто тебе помогал? Нет, это не победа! Да подавись ты своим умом. И хитростью. Верочку тебе жалко? Веру?! Эта старуха стреляла в меня и чуть не выбила мне мозги! И почему именно сейчас? Что?..

Яркая-яркая вспышка ослепила растерявшуюся темноту и тут же юркнула в еле заметную точку. Это же сон?.. Сон… Проснуться! Проснуться! Я хотела ущипнуть себя, но мне было нечего щипать. Я хотела прыгнуть вниз, но не было ни низа, ни верха. Дай мне проснуться! Верни меня обратно! Я завыла, пытаясь опереться хоть на разлетающиеся звуки. Мне надо встать! Опору! Дай мне опору! Безграничное ничего начало медленно скручиваться в огромный чёрный тоннель вокруг вытянувшегося из жирнеющей точки луча света. Пора? Нет! Не хочу! Ты оставила мир без любви, тварь! И без надежды?! Да мне на тебя плевать! Не хо-о-чу-у-у-у-у-у-у-у-у-у…

Меня зовут Надежда, и я работала в морге. Любовь, наконец, умерла. Я дождалась, пока она перестала шипеть, искря в смыкающихся стенах тоннеля, и, оттолкнувшись от мягкого мягкими лапами, мурлыча полетела к свету.

[Moderator]

№30 (порядковый номер работы)
Спорим, ты умрешь

Ячейка 1428. В ней хранятся две ценные вещицы, принадлежащие двум заклятым друзьям. Один родился 14 числа, а второй – 28-го, и это важно, это символично. Оттого игра обретает форму и лица.
Всеволод принес в дар золотой винный кубок, который передавали в его семье из поколения в поколение. На нем сверкают драгоценные камни, но света не видать давно, ведь кубок укутан тенью ячейки 1428. Радимир упокоил в ящике собрание раритетных книг и пачку наличных денег, чтобы уравнять счеты с кубком. Как шутил Радимир, ячейка так долго покрывается пылью и забытьем, что в какой-то момент его коллекция превзойдет по стоимости чашу.
- В прожорливом огне все одно, дрова, – Всеволод улыбнулся, так улыбнулся, как только он это может – ядовито и в то же время маняще. Как будто бы в этой улыбке скрывается великий секрет. Тайна, что устранит голод во всем мире, а затем поглотит вселенную без остатка.

Улыбка сияла в дальнем конце темного коридора, до которого Радимиру было не добраться. Он тянулся к ней рукой, хотел выяснить, что происходит. Осматривался по сторонам, но из тьмы не удавалось выхватить и крупицы света. Единственным источником ясности была улыбка во мгле, но ее окутывал густой туман. Дымка обхватывала Радимира цепкими когтями в страстном желании уволочь в сырую темницу.
Тяжелый влажный воздух выдернул Радимира из сна. Дернул головой так резко, что больно ударился о кирпичную кладку затылком. Он лежал бочком, прислонившись спиной к холодной и мокрой стене. Туловище онемело – казалось, при малейшем движении оно отвалится, оставив голову крутиться на полу. Башка гудела, будто ее запихнули в тиски. В ушах звенело, виски лопались, а к горлу волнами подбирались горькие порывы.
Радимир попытался осмотреться, но ничего не увидел. Ни единой искорки и блеска. Ноздри наполнялись мерзким запахом плесени, а дыхание перехватывало из-за повышенной влажности. Но было тепло, даже душно. По спине Радимира пробежался неприятный зуд, а на лбу вскочила испарина. В груди было неспокойно – но загромыхало сильнее, как только откуда-то послышался глухой кашель.
- Кто здесь? – проверещал он в темноту. Ответа не дождался. Предпринимать ничего не стал. А лишь легонько поворочался, поднялся с пола и приклеился спиной к стене. Колени пододвинул поближе к подбородку – будто это как-то может его защитить.
Продолжая всматриваться в темноту, Радимир набрал в легкие побольше воздуха, чтобы вновь запросить у неизвестности ответа. Однако не успел он и пискнуть, как помещение залило прожигающим глаза светом. Радимир зажмурился и услышал, как вдалеке по дереву спешно застучали башмаки, за чем последовал оглушающий грохот – кто-то захлопнул дверь.
Глаза привыкли к свету – теперь он не казался таким уж ослепляющим. В помещении была только одна мигающая лампа со слабым блеклым огоньком. Со своей задачей хилый источник справлялся – наконец-то можно было осмотреть помещение.
Внимание в первую очередь зацепила жуткая фигура. Произведение искусства, не иначе. Странного и извращенного искусства, вырванного из темных глубин покореженного мозга. С двухметровой высоты на Радимира грозно смотрела гигантская бычья голова. У нее измазанные красной краской глаза, белоснежные острые рога и грубая черная шерсть. Голова усажена на самодельный габаритный манекен – тоже черный, но испещренный нанесенными разноцветными маркерами символами.
Картинка вокруг монстра растянулась зловещая. На полу холодная каменная кладка, а на стенах выстроились в бесконечные ряды покрытые здоровенными каплями – а местами еще и черной плесенью – старые блеклые кирпичи. В углу напротив Радимира стояли две бочки – на одной из них пробежало пару букашек, которые помчались прятаться от света в холодную тень.
Взгляд метнулся в центр помещения, где одиноко стоял намертво пригвожденный к полу металлический стол – тут и там сверкающий ржавыми островками. Послышалось чье-то кряхтение, Радимир вздрогнул и принялся искать источник звука. К противоположной стене за столом забилось тело. Голова незнакомца вынырнула из плеч и явило Радимиру свою физиономию.
- Всеволод? – изумленно спросил Радимир.
- Что за черт? – звонко отозвался Всеволод, продирая слипшиеся веки. – С хрена я в этой дыре? Что за гадюшник?
- Похоже, чей-то погреб.
- Вижу, что не кухня, умник.
Радимир улыбнулся. Он дивился тому, как Всеволоду всегда ловко удавалось развеселить его даже в смутные времена. А сейчас как раз и наступили эти самые смутные темные времена. Еще раз оглядев мрачную комнату, Радимир заключил, что темнее просто некуда. Старый приятель предложил осмотреться и попробовать найти выход – на призыв Радимир ответил кивком и тут же встал.
Держался на ногах Радимир неуверенно – они тряслись, по ним пробежалась неприятная немота. Товарищу было хуже, поскольку в сознание он пришел позже. Всеволод оперся руками о колени и наклонил голову, чтобы унять возникшие головокружение и тошноту. Глубоко вздохнул, спустя несколько мгновений выпрямился и направился к деревяной лестнице, которую заприметил еще до того, как встал. Добрался по ступенькам до металлической двери и обнаружил, что она заперта. Не тратя времени на раздумья, Всеволод принялся энергично колошматить в дверь, разнося по погребу неприятный режущий слух гул. Где-то после десяти ударов кулаком начал криками требовать выпустить его.
Радимир оторвался от наблюдения за приятелем в тот миг, когда неожиданно послышался белый шум. Он закрутил головой в поисках источника и заприметил в углу ближе к потолку маленький телик. На выпуклом экране пестрели черно-белые искры, которые завораживали и действовали как-то гипнотически. Радимир обернулся на шум суетливо постукивающих по дереву ног и затем продолжил наблюдать за искрами уже вместе с Всеволодом.
Белый шум прекратился. На экране возникла фигура человека, сидевшего на стуле в темной комнате. Его лицо укутывала тень от капюшона. Голова незнакомца была опущена. Всеволод смачно выругался, и только тогда человек в капюшоне поднял голову и посмотрел в камеру.
- Жили-были два друга, – неожиданно начал металлический голос. – Два хороших, очень хороших друга. Всеволод и Радимир. Но однажды их дружба чуть не была разгромлена. Радимир по пьяни хвастался в большой компашке, что не зависим он больше от одобрения Всеволода – дескать, подачки твои больше не нужны.
- Да кто ты, мать твою, такой? – проверещал Радимир и почувствовал, как к вискам подкатила жгучая боль.
Незнакомец в телевизоре замолчал. Выдержал небольшую, но мучительно тревожную паузу, а затем осуждающе помотал головой и продолжил:
- Уважаемый дуэлянт, наберитесь терпения и не мешайте ведущему.
По спине Радимира пробежался неприятный холодок. К горлу подступила сухость. Он широко распахнул рот, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и ответить оппоненту с экрана. Но тот его опередил:
- Радимир горделиво делал грудь колесом, распускал хвост, что не нравилось извечному лидеру Всеволоду. Старые обиды вспыхнули, п горячие парни столкнулись в пьяной драке. А как только их расцепили, Всеволод яростно заверещал: “Вызываю тебя на дуэль”. Смущенно помолчал и добавил: “Дружескую”. И с нехорошей улыбкой, искривленной в самодовольной пасти, нежно бросил в лицо друга пачкой бумажных носовых платков.
- А чего, – ребячески усмехнулся Всеволод, – ничего под рукой и не было. А я хотел изысканно.
Всеволод захохотал. Под его ликующий гогот незнакомец лишь недовольно и как-то устало кхекнул, но речь свою дьявольскую прерывать не стал:
- Вызов! Прокричал тогда Всеволод именно это слово, как только слишком пафосное «дуэль» пробило свидетелей шоу на хи-хи. Пари…, - аноним вновь склонил голову. Он потянул руку куда-то за границы квадрата камеры, откуда вытащил кислородную маску. Впился в нее губами и начал жадно хвататься за струи неизвестного газа.
Завидев это болезненное зрелище, Всеволод издевательски наклонил голову на левое плечо. А правый уголок губ произвольно потянулся ввысь. Незнакомец отлип от маски, сделал пару глотков обычного воздуха и снова заговорил. В металлическом голосе сверкнула хрипотца:
- Не мне вам рассказывать, что за пари, но я должен изложить все факты, чтобы вы осознали и приняли правила. Господин, бросивший вызов, предложил игру – кто за 12 месяцев станет успешнее, тот и победит. У кого будет больше денег, более успешная карьера и налаженная личная жизнь – тот забирает награду.
Глупое дружеское пари началось как зарожденный в нездоровых обстоятельствах спор. Однако спустя полгода заключенный договор был почти забыт. Только за выпивкой друзья с иронией вспоминали, что в депозитной ячейке 1428 хранится сокровище – кубок, книги и деньги. Оба участника соревнования передали банку по конверту с частями кода ячейки. С конвертами отдали и инструкцию – отдать их тому, кто выполнит условия контракта и докажет, что одолел конкурента.
Прошло еще почти полгода, и про спор больше никто не вспоминал. А посчитать успехи участников не представлялось возможным. За год парочку друганов крупно помотало – жизни Всеволода и Радимира напоминали качели, которые бросали их в беспощадно бесконечный цикл падений и взлетов. Всеволод был успешным психологом, к которому толпами валили люди с просьбами вправить мозги. Оттого он раньше финансово помогал Радимиру, когда того перестали спонсировать родители. Однако его смелые экспериментальные методы лечения не раз подвергались критике и порой стоили ему нескольких затратных юридических процессов. Он пользовался доверием пациентов и вынуждал их терпеть пощечины и удары током. А Радимир организовал за год несколько прибыльных выставок – но неожиданная смерть одного его художника, так и не завершившего последнюю работу, и непредвиденные расходы на ремонт выставочного центра пошатнули положение.

продолжение

[Moderator]

Продолжение Спорим, ты умрешь

Радимир ни раз хотел поддержать Всеволода, но каждая их встреча оборачивалась пьяным весельем или громкими скандалами. Еще со студенчества Всеволод всеми силами хотел стать лучше Радимира – у которого влиятельные состоятельные родители, а еще покорившее преподов и студенток с разных факультетов обаяние. Всеволод усердно учился и не выныривал из комнатки общежития, пока Радимир радовался жизни и доказывал всему миру, что может прожить и без денег предков – но потом. Владимир злился на Радимира, пока тот по необъяснимой причине плелся за ним как хвостик и хотел дружить.
- Время на исходе, – печально и будто из последних сил выдавил из себя Призрак, – а победитель так и не определился. Один применяет грубую силу и хитрость, но не удерживает в сжатом кулаке и монетку. Второй жалеет первого и упускает возможности, оправдывая бездействие неудачами, для борьбы с которыми не хватает силенок. Что ж, пора вам сделать финальный выстрел и разрешить спор раз и навсегда.
За спинами Всеволода и Радимира послышался щелчок. Они синхронно обернулись, но не сразу осознали, что произошло. Чуть изучив помещение, парни одновременно остановили взгляды на скульптуре быка – с ней что-то не так. Незнакомец вновь обратил на себя внимание. Попыхтел в маску, отдышался и изложил правила:
- У вас было 12 месяцев на то, чтобы проявить себя. Я даю 6 часов. Вы в равных условиях. Находитесь в почти полностью пустом помещении. Докажите за это время, кто достоин победы и кто успешнее. А что в вашей жизни может быть ценнее, чем жизнь? Прошу. Инструменты для дуэли я вам оставил.
Призрак протянул руку, явно указывая на противоположную стену. Всеволод на этот раз обернулся первым и молниеносно рванул к голове быка. Он добрался до чудовищного арт-объекта за пару мгновений, чтобы обнаружить удивительную находку. В человеческом туловище быка открылся потайной отсек. Всеволод медленно схватился за край дверцы и потянул ее на себя. Погрузил руки в грудь быка и осторожно выудил из спрятанного ящика два предмета.
Всеволод замер. Он просто стоял и осматривал то, что лежит в его руках. Радимир с дрожью в голосе его окликнул, но тот даже не содрогнулся – так сильно был увлечен находкой. Наконец, Всеволод отвернулся от скульптуры. Сделал пару неуверенных шагов, чтобы приблизиться к Радимиру и явить на свет найденные предметы. С ужасом он окончательно осознал, что в его руках покоятся пистолет и нож.
***
- На любой вкус, – прилетел с экрана оглушающий шепот.
Ответа ведущий не дождался. Пленники были слишком растеряны, чтобы сказать хоть что-то. Они лишь робко переглядывались, боясь сдвинуться с места. Всеволод медленно подошел к металлическому столу и положил на него нож. Обхватил пистолет двумя руками и начал крутить его, внимательно осматривать.
- Как это открыть, – спросил он в пустоту, – я никогда не держал оружие. Там есть патроны?
- Не сомневайся, – проскрипел с экрана Призрак. – Ты просто возьми рукоять одной рукой, а второй…
- Ну уж нет, – перебил его Всеволод и осторожно положил пистолет на стол, – еще пульну случайно.
Призрак не стал читать инструкцию по применению дальше. Его повеселило поведение Всеволода – засмеялся так громко и искренне, будто услышал самую смешную шутку в своей жизни. Из-за помех в вещании хохот незнакомца становился с каждой секундой все более зловещим и тяжелым. Будто приглушенный рев из преисподней. В глазах Радимира Призрак казался демоном, посланным по его душу.
Вдоволь нахохотавшись, Призрак вновь обратился к пленникам. Излил им последнюю часть правил дуэли. Металлический голос оставался твердым и в то же время хилым, однако теперь в нем чувствовалась нотка игривости. Он напомнил, что успешен тот, кто владеет жизнью. И добавил важное условие проведения дуэли. Раз в два часа он будет сообщать дуэлянтам факты, которые убедят их снять маски. Это нити, с упоением говорил он, которые приведут к выходу и покажут, кто достойный.
- И начну прямо сейчас, – тень все еще застилала его лицо, но голос выдавал возникшую улыбку. – Всеволод тратил выклянченные у Радимира деньги, когда тот встал на ноги, на азартные игры. Радимир тайно давал показания на Всеволода, из-за чего тот почти потерял лицензию.
Глаза Всеволода округлились – но не от страха и изумления, а от злости. Вжал губы, нахмурил брови так, что они почти заслоняли глаза. Его щеки побагровели от вскипающей крови. Он сделал пару стремительных шагов к телевизору. Двинулся резко и неожиданно – Призрак в экране даже отодвинулся подальше, будто из страха, что Всеволод пролезет к нему через телик.
Сначала Всеволод молчал. Он внимательно изучал незнакомца. А затем вздохнул, смягчился в лице и расплылся в самодовольной улыбке. С неприкрытым пренебрежением поцокал и придвинулся к столу, чтобы опереться о краешек бедром. Сложил на груди руки и стрельнул хитрым взглядом на Радимира, вернул взгляд Призраку и заговорил. Даже запел, так ласково и спокойно:
- Ты что ничего не понял? – обратился к Радимиру, но глаз с Призрака не отрывал. Радимир заметил, как незнакомец начал от беспокойства ерзать на стуле. Будто тонул в собственном неудобном теле. – Серьезно? Да ты туповат, дружок. Это же Белослав.
- Кто?
Всеволод театрально закатил глаза. А заодно еще шире растянул улыбку, отчего его губы сделали тоньше острой иглы. Будто с большущей неохотой, Всеволод взглянул на Радимира и сказал:
- Как забавно получается! Школьный товарищ, закадычный друг детства не узнал, а мне хватило увидеть кислородную маску, чтобы понять, кто устроил этот маскарад. Впрочем, я сам же ему и прописал ее.
- Белослав, – в голове Радимира вспыхнули слабые воспоминания, прикрытые густым туманом забвения. Он схватился за виски, надавил на них как следует, чтобы отрезветь и вернуться в реальность. И только набравшись сил, он задал Всеволоду еще один вопрос. – Твой пациент?
- Наконец-то башка заработала! Конечно, пациент. Про тебя много рассказывал, про жизнь свою. На ту вечеринку, где мы с тобой поспорили, напросился.
Стены начали сдвигаться. Не взаправду. Просто Радимир так это чувствовал. Массирование висков не помогало – голову сдавливало, будто это арбуз, угодивший промеж тисков. Всеволод же бодро запрыгнул на стол и устроился поудобнее, пошире раздвинув ноги и перекинув сплетенные пальцы на затылок. Удивительный он человек – даже в клетке всегда будет держаться свободной птицей, у которой есть ключ от дверцы. А именно сейчас он в клетке, у которой, как думалось его товарищу, сдвигались стены. Плевать он хотел, что думалось товарищу.
Всеволод опустил руки и оперся ими о поверхность стола. В его лице была хищная агрессия. Он напоминал зверя, который собирается ринуться в бой. И ринулся – продолжил сдирать с оппонента по ту сторону экрана остатки анонимности. А Радимиру оставалось лишь внимать и дивиться тому, как стремительно несутся костяшки домино.
Кислородную маску Всеволод вспомнил сразу – но хотел посмотреть, к чему приведет игра его бывшего пациента. Белослав с детства был депрессивным малым, и его извечная апатия переросла к мыслям, которые его пугали. Должны были напугать по теории. Дурные мысли, заставляющие его вредить себе и всматриваться часами в окошко на 16 этаже небоскреба, мимо которого проезжал на работу в мастерскую.
Хорошо Белославу было только с поддержкой Радимира, но тот его бросил ради лучшей жизни. Интересно стало – к какой это такой лучшей жизни. Приклеился к другу детства, начал за ним следить, так и вышел на Всеволода, на приемы к которому до поры до времени ходил Радимир.
- Не нужна была ему кислородная маска, – прошипел Всеволод и кратко глянул на телевизор – посмотреть, слушает ли виновник торжества. Слушает. Всеволод сладко прикрыл глаза, распахнул их и прилег на стол.
Кажется, задремал. Его глаза были закрыты, грудь в спокойном ритме колыхалась. Вновь открыл глаза и объяснил, что дурачок сам виноват – стал ипохондриком, довел все до безумной зависимости и каким-то образом наколдовал себе мнимые болячки.
– Вы же оба в курсе, что такое плацебо? – съехидничал он. – Пустышка, которая заработает, если пациент внушит себе, что она помогает. Вот и я пропихнул ему штуковину, вроде веселящего газа. Внедрил мысль про болезнь легких, кожи, костей или что там я наплел. В общем, сместил внимание с болезни душевной на физическую. Метод такой. Кто ж знал, что этот чудак сделает это манией и изрешетит свое тело… чем-то. Что вообще с тобой? Ты же физически здоровым мужиком был! И откуда у тебя баллоны? У меня украл небось.
Увидев недопонимание в лице Радимира, Всеволод завершил свою речь объяснением – как ему удалось раскусить Призрака, который оставался недвижимой черной тенью в телике. Широким жестом Всеволод сначала указал на чудную фигуру быка – Белослав, говорит, художник, да и еще в механике сечет. Несложно догадаться, что ему под силу слепить эту странную штуковину с механизмами. Опустил указывающую на быка руку и добавил, что соединил чудище и маску, а заодно вспомнил про манию пациента к слежкам и страсть копаться в чужом белье.
- Ах, да, – все еще живенько и бодро говорил Всеволод, – дешевые намеки с быком и нитями напомнили мне твое нездоровое влечение к греческой мифологии.
Вот и все. Закончил. Наконец-то вновь наступила тишина. Хотя звонкий голос Всеволода еще бился эхом о влажные стены подвала. Стены, которые продолжали сдвигаться. Пауза затянулась, и Всеволод с вызовом посмотрел на монитор. Заметил, как темную фигуру качало из стороны в сторону.
- Ты что, – обрубил тишину Всеволод, – думал я спокойно буду выслушивать твои обвинения. У твоего дружка приговор помягче. И то с намеком на мои грешки.

продолжение