Не спи, художник!

[Geers]

Молодец Бардо, уважаю твой ум...

[Юрий Петрович]

Смерть Деда Мороза подозреваю вооще улёт.

[Юрий Петрович]

Сообщение от Geers

уважаю твой ум..

Мозг. Так будет точнее

[Indexsa]

Вот так зашёл, с козырного туза! =)

[Бардо]

Выхода не было...

[Бардо]

Сообщение от Юрий Петрович

Смерть Деда Мороза подозреваю вооще улёт.

Да не вопрос...



СМЕРТЬ ДЕДА МОРОЗА


В полуразрушенном здании Дворца культуры, расположенного в центре когда-то очень богатого села, сидели трое и молча смотрели на неровный огонь наспех состряпанного костерка. Пожилой крупный мужчина в серо-грязном длинном меховом пальто с полуоторванным рукавом, выглядел довольно солидно на фоне своих соседей, в которых без труда угадывались лица с отсутствием какого-либо места жительства и с каким-то уж совсем невообразимо низким уровнем доходов. Вернее, сказать, какого-либо уровня для сидящих, скорее всего, уже давно не существовало.

А вот у мехового пальто имелись кое-какие припасы. Он изредка доставал початую пол-литровую бутылку с какой-то жидкостью, и, искоса поглядывая на своих товарищей, сильно встряхивал ёмкость. Но затем почему-то снова прятал её за пазуху.
- Слышь, Семёныч – не выдержал крепкий мужичок с сизым взглядом, - Чо ты всё то прячешь, то достаёшь?.. Грех же дразниться под праздник! Плеснул бы мне и Рыжему, – он зло кивнул на маленького лысоватого человечка с куцей рыжей бородкой.

- Нехорошо ведёшь себя, Семёныч…Не по-товарищески…

Серьезный мужчина в меховом полушубке усмехнулся на такие слова и немного отодвинулся от двоих алчущих справедливости «товарищей».
Так, в полном молчании, прошло с полчаса. Костёр слегка приутих, и маленький лысенький бродяга, приподнявшись, ловко с вкусным хрустом отломал от стены кусок деревянной панели. Затем передал свою добычу второму, и тот ленивым движением подложил в угасающий огонь кусок лакированного дерева. Синеватые язычки пламени осторожно заплясали на обломке, словно стараясь не испортить привлекательное когда-то лаковое покрытие. В этот момент раздался недовольный голос мехового пальто:

- Ну вот… Ломать все умеют… Сжигать…А ещё и о справедливости разглагольствуют, поросята…

Солидный медленно поднялся со старого ржавого ведра, служившего ему табуретом, и укоризненно посмотрел на крепыша.

- Вот ты, например, Егора… Знаешь ли, где мы с тобой под Новый Год сидим-то?

Крепкий Егор посмотрел на лысенького, потом по сторонам и недоумённо повёл широкими плечами:

- А какой мне хер знать-то?! Вестимо, не в Белом доме! – и, захрюкав совсем по-поросячьи, засмеялся. Рыжебородый тоже подхватил смех товарища тихим хрипловатым смешком. Но владелец стеклянного булькающего сокровища бровью не повёл. Дождавшись, когда стихнет смех, он снова достал заветный бутыль и помахал им перед носом слушателей:

- Коль зубоскалить будете и сквернословить – ей-ей в огонь вылью!

Угроза подействовала немедленно. Бродяжки вжали головы в плечи, и придвинулись к повеселевшему огню. Главарь снова спрятал бутылку и медленно извлёк из внутреннего кармана засаленного пиджака, стыдливо прятавшегося под полушубком, наручные часы без ремешка.

- Вот, други мои, - церковным басом пророкотал он, - Эти часы мне подарили на заводе «Слава», где ваш покорный слуга имел честь играть роль Деда Мороза в шестьдесят пятом годе. И сейчас мы сидим не в Белом доме, как изволил ехидно заметить наш уважаемый Егор, не знаю как по батюшке. А во дворце культуры бывшего совхоза-миллионера «Рассвет», в котором я пробыл Дедом Морозом с семьдесят пятого и аж по самую перестройку, будь она неладна! –тут он кашлянул и сосредоточенно посмотрел на часы.

Двое внимали ему не шелохнувшись. Егор, казалось, совсем забыл про мучившее его похмелье, и угрюмо смотрел мутными глазами на говорившего. А рыжебороденький лысячок и вовсе пригорюнился, вспоминая, видимо, что-то своё. Пожилой мужчина в длинном полушубке, подняв седые мохнатые брови, продолжил ещё более торжественно:

- И вот теперь, провожая 200... год от Рождества Христова, я вспоминаю все свои утренники и торжества, всех своих подружек-снегурочек, и уверяю вас, други мои, что нет на свете ничего более отрадного и милого, нежели дарить людям подарки. Особенно маленьким людям – детям… - тут он снова посмотрел на часы и торжественно достал из-за пазухи бутыль, - Без минуты двенадцать… Подставьте же свои бокалы, дети скорби! За Новый Год, други мои, сотоварищи бедовые!

Мгновенно перед костром, буквально из ничего, возникли два примятых пластиковых стаканчика и одна немного треснутая, но всё ещё держащая фасон хрустальная рюмка. Человек в полушубке важно разлил жидкость по посуде, и все трое, чокнувшись, выпили. Затем, без промедления, повторили. Но не успел ещё Егор поднести ко рту праздничный окурок от «Мальборо», как меховой полушубок пошатнулся, и стал как-то неловко оседать набок. Потом, словно собравшись спать, он тяжело прилёг на пол, глухо охнул и затих. Крепыш с лысеньким понимающе переглянулись, и, разлив остатки водки, медленно выпили не чокаясь.
…Егор взял себе на память часы без ремешка и шубейку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении театральным костюмом Деда Мороза. Только изрядно попользованным и стёршимся от времени. А рыжебородому досталась треснувшая хрустальная рюмка.

[Бардо]

Но лично мне больше всего нравится вот это...

МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ…



… Пятый день он пытался начать курить. Не то чтобы не тянуло – просто на прошлой неделе тихо пропал ещё один из очередных смыслов существования. А именно – смысл ежечасных вечерних выходов на балкон. Где он, пуская дым в далёкое осеннее небо, стоял и думал бог весть о чём. К слову сказать, перед тем как выйти с очередной сигаретой, план размышлений на предстоящем перекуре казался ему довольно значительным и весомым. Но, стоило сделать первую затяжку, как весь ход мыслей как-то логично рассеивался вместе с сизым дымом. И голова пустела до бесконечности, в которой то и дело мелькали мелочные меркантильные желания, разбавленные лёгкими приступами разочарования и хандры.

-Так больше не может продолжаться, - в который раз мысленно, а иногда и вслух твердил он себе, нервно разминая и снова откладывая в сторону изящный табачный цилиндрик;

- Не может – и всё тут….

Что-то должно было неминуемо измениться после сорока лет, внезапно настигнувших его, и поставивших перед фактом прожитого отрезка этой жизни. Странным отрезком, в котором он так и не смог найти оправдание своему существованию. Вопрос даже не стоял в самом оправдании каких-то конкретных собственных действий или бездействий. Всё было гораздо значительнее, и с его точки зрения, гораздо безнадёжнее. Смысл с некоторого момента, который не поддавался точному определению во времени, стал пропадать во всём, что раньше успокаивало и приносило хоть какое-то удовлетворение.

Смысл покинул навсегда хрустальные капли дождя, дрожащие на тонких ветках ивы, что росла под балконом. Он словно растворился в смене времён года. Жизненная зацепка давно не возникала ни в новых сексуальных связях, ни в размере заработной платы, ни в пыльном шкафу со старыми книгами. Смысл навсегда исчез в тошнотворной скуке выходных, растягивающихся, вопреки всем временным законам, на несколько лет (ну, если, конечно, не выпить). А недавно смысл улетучился и из привычного табачного дымка.

И, начиная свой новый день, глядя в тарелку, он в очередной раз мысленно раскладывал безрадостный пасьянс перспективы похода на работу. И, невыносимо страдая от чёткой схемы предстоящего, морщился и думал про себя, что когда страдания станут совсем невыносимыми, он пойдёт на балкон и покурит уже как следует. Хорошо покурит, с чувством выполненного долга. За все дни добровольного воздержания от никотина покурит. За себя и за того парня покурит. Да что там - за всех, кто не курит, покурит. Так задымит, чтобы в сердце вновь ожила длинная вязальная спица боли, и налилась приятной могильной тяжестью печень - вот так примерно покурит…

Эти мелкие садистские рассуждения немного успокаивали. Отодвинув от себя тарелку с недоеденным завтраком, он стал собираться в безрадостное путешествие по раскисшим улицам маленького провинциального городка. Городок был ещё тот - в убогих рекламных проспектах о нём можно прочесть было примерно следующее – «Триста двадцать солнечных дней в году! Тёплое южное море и качественный недорогой сервис!». Реклама врала – туристический сервис был никудышный, цены на услуги равнялись турецким, а насчёт солнечных дней всё было верно, но слегка смягчено. Летом в их городишке температура воздуха частенько переваливала за сорок. И тогда из магазинов мгновенно исчезало холодное пиво и вода. А приезжие дурели от невыносимой пустынной жары на переполненных пляжах пока температура моря неуклонно приближалась к температуре тела.

Всё это пришло ему в голову, когда он проходил мимо витрины пустого туристического агентства, в мутной глубине которого угадывался стандартный рекламный плакат.

«А хорошо было бы…, - подумал он, пробираясь к свободному месту между чужих ног и мокрых зонтов в переполненной маршрутке, - …хорошо было, если бы вдруг перенестись в открытый космос куда подальше…. но чтобы с комфортом, чтобы эдак без неудобств всяких… Скажем в корабле сверх фантастическом. Пожить там месяцок-другой, глядя на все эти астероиды, пыль межзвёздную. Не курить, опять же… Ну, или курить – не важно, впрочем. Главное, чтобы почувствовать значительность всего этого пространства, так сказать, простор вкусить…Замысел ощутить…Движение бесконечности…».

С этими мыслями он, споткнувшись о металлический выступ в полу микроавтобуса, присел на рваное кожаное сидение, из которого торчал кусок засаленного поролона. Затем глубоко вздохнув, по-детски зажмурился от развернувшейся перед внутренним взором грандиозной картины.
- Эй, слышь, - передай водиле, - примерно через минуту одновременно с грубым толчком в правое плечо услышал он гнусавый хриплый голос.

И, не отвлекаясь от своего мысленного галактического полёта, автоматически передал вперёд мятую бумажную купюру. Но не успел он чётко представить себе внутреннюю обстановку своего межзвёздного корабля, как сзади послышалась тихая перебранка.

- А я тебе, бля, в натуре говорю, я десятку передавал! –
- Хули ты мне говоришь, мудозвон – давал бы десятку – сдачу бы вернули!

Весь космический трип в его голове вмиг растворился, и, поморщившись, он слегка повернул голову назад. Бранились потрёпанный мужчина уголовной наружности и женщина средних лет с опухшим похмельным лицом. Плохо сдерживаемые злые маты сопровождали речь обоих спорящих.

- А я те, *****, говорю – десятку! Вон мужик спереди подтвердит! - И с этими словами мужчина снова больно ткнул пальцем в его спину, - Я ж червонец водиле передавал, в натуре! Скажи-ка этой шмаре, дядя!

Ему пришлось обернуться. Глядя в маленькие злые глаза скандалиста, он сразу сильно пожалел о пропущенных в детстве тренировках по боксу.

- Я не видел…, - еле выдавил он из себя, - Оставьте меня в покое….я передал и передал…

Мужик, казалось, этого и ждал.

- Ах, ты не видел, вонючка козлиная?! Сныкал червонец, падла? – и с этими словами мужик крепко сгрёб его за воротник и изо всей силы ударил головой об стекло, которое беззвучно рассыпалось крупной зубастой крошкой, беспощадно поранив лицо. Последнее, что ему запомнилось из этой страшной по своей абсурдности сцены, это были косые струи дождя, ворвавшиеся в разбитое окно затормозившей маршрутки. Солоноватая вода, капавшая из преддверья глубокого космоса, щедро омывала его окровавленные щёки.

…Спустя несколько часов, в палате интенсивной терапии, когда к нему вернулась сознание, он, глядя одним глазом в узкий проём бинтов, первым делом спросил высокого красивого врача, где здесь можно покурить…

[ziliboba0213]

Да ну тебя, Олег, грусть тоска какая

[Юрий Петрович]

Сообщение от Бардо

СМЕРТЬ ДЕДА МОРОЗА

Яж говорил

[Юрий Петрович]

Сообщение от ziliboba0213

грусть тоска какая

нихера подобного. Дед Мороз подарки принес.